Истории из жизни реальных людей
На пятом году жизни в Новокосине я выяснила, что прямо рядом довольно большое кладбище и крематорий. Вот и табличку обновили на повороте. Написали КРЕМАТОРИЙ жизнеутверждающе — на оранжевом фоне. Знак получился яркий, так и притягивает взгляд.
Тут же стала натыкаться на черные автобусики ритуальных услуг, напряглась, а потом подумала, что по-взрослому (а мы стремимся) будет с этой фобией договориться. По крайней мере, начать разговаривать. И от размышлений о качестве своей жизни иногда переходить к размышлениям о качестве своей смерти. Волнует оно меня с того времени, как я увидела на махачкалинском русском кладбище добротный надгробный камень с надписью «Умер проездом», в 1900 каком-то году. И это все, что можно было сказать о человеке. И если у него была жена и дети, то они не приходили на его могилу.
А в современности пугали безымянные могилы с номерами на табличках. В них лежат неопознанные люди из казенных домов, всегда вдоль дороги, в беспонтовых местах.
Где и когда это случится лично с тобой Кто будет рядом Перестать бы шарахаться от этих мыслей.
В конце концов, даже удобно, когда крематорий рядом. Даже стильно.
***
Увидела статью в Медузе о том, что родственников не имеют права не пускать к больному, вспомнила, как год назад у Клары Филипповны умер сын. Забрали на скорой без диагноза под праздник всенародного единства 4 ноября. Потом в реанимацию просто не пускали. 93-летнюю мать не пускали к 67-летнему сыну. Три дня не пускали, а потом сказали, что он умер и предложили забрать тело. Она его не узнала, сильно изменился. И еще не узнала, от чего он умер. Вооот.
Стала звонить Кларе, она печально сказала, что скоро «год смерти Сережи», но была рада просто поболтать о том, о сем о моих детях, моем квартирном вопросе и личном фронте. С Кларой Филипповной можно очень насыщенно поговорить на тему «все мужики сво» и получить мощную энергетическую и аргументированную поддержку наивысшей пробы. Это когда ты рассказываешь и в ответ слышишь уверенный посыл: «Все дураки, одна ты молодец». Именно из такого вещества состоит питательная безусловная любовь. Клара Филипповна почему-то никогда не сомневалась, что я молодец, а мы 10 лет знакомы. И все эти годы в каждом разговоре получала прививку оптимизма, понимание и полное одобрение. А как живительно услышать от старшего товарища совет: «Наплюй!» Очень бодрит.
И в этот раз мы всем перетерли косточки, но настроение у Клары было не очень.
В конце она сказала:
— Как хорошо поговорить с живым человеком! А то я теперь только с мертвыми разговариваю.
Я так испугалась и молчу. А Клара засмеялась:
— В смысле, я 26-го года рождения! И все мои родственники, одноклассники, однокурсники, друзья все умерли. Теперь вот и Сережа
У Клары есть детские портреты сына Сережи — маслом, есть зарисовки с детской площадки еще со времен ее собственных прогулок в парке Динамо — с коляской и Серёжей в ней.
И вот он уже умер.
И я попыталась представить, как это — вот так жить, когда все твои знакомые старшие, ровесники, младшие все умерли.
Ходишь среди незнакомых, как на Марсе или в эмиграции.
***
Умерли несколько ровесников.
***
Я была беременная, не знала об этом, но сутками спала с отключенным телефоном. В этот момент умерла бабушка. Когда до меня дозвонились, к похоронам все было уже готово. Я бежала по лестнице в бабушкином подъезде, на стенах которого еще остались гравировки с меняющимися сведениями о моей личной жизни от 7-го, 8-го и 9-го класса и вдруг увидела крышку гроба. Она стояла на одном из пролетов и была такая такая обыкновенная. Сделанная наспех, может, сегодня утром, обтянутая тканью, вся в скобках от степлера. Грубая неструганная деревяшка торчала изнутри.
Только тогда я заплакала. Никак у меня с этим гробом в подъезде не вязалась целая эпоха бабушкиной жизни, революций, войн, тяжелого труда, детей, внуков, ее историй, ее словечек. И вот этим все заканчивается Вязалось только горе от ее внезапной смерти, которую я проспала. А когда вошла в квартиру с задраенными зеркалами, первое, что увидела три большие хризантемы, я их сама принесла бабушке, когда проведывала последний раз. Мы еще поговорили с ней об обнадеживающих симптомах.
И надо было не забыть молоток и гвозди, меня за ними вернули из автобуса, уже выезжавшего на кладбище. Обыкновенный молоток и обыкновенные гвозди.
И как быть к ним готовой для себя
***
Еще такое про жизнь и смерть не могу забыть. Приехала кое-кого проведать в женской онкологии. И вот часы посещения, например, с 17.00, а я приехала в 16.50. Гардеробщица меня авторитетным тоном придержала она тут была исполнительная власть. Попросила надеть бахилы и подождать, когда начнутся часы посещения, многозначительно показала на циферблат и продолжила разговор с мужчиной в байковой клетчатой рубашке. Рубашка его, конечно, была в катышках, на коленке была кепка, а дужки очков прикреплялись к ушам грязненькими бельевыми резиночками.
Дрожащей рукой мужчина придерживал две большие сумки, из одной торчал большой термос и пучок свежей мяты. По разговору я поняла, что он сидит тут примерно час ждет, когда начнутся часы посещения. Он несколько раз звонил жене, которая тоже ждала его в холле через два лестничных пролета и наверное хотела чаю из клетчатого термоса.
А приехал он из Подмосковья, и у него самого рак легких, и одно легкое уже отняли. Теперь вот и жена в онкологии. И так он это рассказывал буднично, не драматизируя. Потом перешел к ценам на продукты, дурному качеству картошки в Пятерочке, расписанию электричек.
И вы только подумайте: жена больная наверху, он с сумками продуктов сидит внизу и ждет, когда его пустят. Нервничает и рассказывает гардеробщице про свою жизнь. А она ему говорит, что он «зря так рано приехал». У него с женой дни общения вполне точно сочтены, а он сидит и послушно ждет, когда пик-пик-пик наступит 17.00 и можно будет пойти и обнять ее.
Бесчеловечность даже по отношению к тем, кто не ропщет и согласен умирать так тихо.
***
На скорой в приемный покой привезли старушку. Она спокойно села на краешек кресла, сняла шапку, взбодрила прическу строгое каре, прямая челка, даже помотала головой для создания объема.
Врачи скорой диктовали для внесения «в компьютер»:
— Сопровождающих двое. Племянница и соседка.
— А посещать ее кто будет Кого записывать Спросите!
Старушку спросили, она взвесила шансы и сказала:
— Пишите соседку.
Дети хорошо, но мало ли что. Надо хоть с одними соседями познакомиться.
***
А в конце коридора в больнице перед дверью с большим навесным замком сидит специальный охранник, который всем говорит, что тут «выхода нет». У него такая работа. И еще объяснять, как попасть на улицу три раза налево, мимо лифтов, коридорами-коридорами — немножечко подъем и немножечко спуск — и через подвал наружу к свету.
А там, где выход прямо через дверь нет выхода.
Ну почему всегда так
***
Говорят, зрелость это когда начинаешь осознавать свою смертность с тошнотворной поначалу определенностью. Когда начинаешь чувствовать ее шкурой. И ясно представляешь, что « будет жизнь с ее насущным хлебом, с забывчивостью дня. И будет все — как будто бы под небом и не было меня!».
Оглядываешься однажды и понимаешь, что да-да так и будет.
И пытаешь отпустить это знание, но оно не отпускается, и ты начинаешь с ним жить. Задумываться о загробном мире и даже не знаешь, надеяться на него или лучше верить, что там ничего — темнота и безмолвие. Мы дети и внуки атеистов, у нас нет определенности в этих вопросах.
А как же «Смерть Ивана Ильича», а как же рассказы переживших клиническую «И он понял, что смерть закончилась». А как же Быков в разговоре с Константином Райкиным сказал: «Мы же с вами знаем, что смерти нет». И Райкин закивал и рассмеялся. И они правда знают.
Если так, реанимация и гвозди — когда они для тебя самой, это не так и страшно.
Полина Санаева