01 ноября сего года я умер

 

01 ноября сего года я умер Весь день несильно шумела от мигрени голова. А я зачем-то выпил пару стаканчиков дрянного вина, отчего она начала просто раскалываться. Потом съел 2 таблетки, чтобы

Весь день несильно шумела от мигрени голова. А я зачем-то выпил пару стаканчиков дрянного вина, отчего она начала просто раскалываться. Потом съел 2 таблетки, чтобы снять боль. Затем покурил. И от всего этого винегрета что-то там, в черепной коробке, и случилось. Чтобы не упасть, прилег на диван. Вздохнул, и не выдохнул. И тут и преставился. Я был мертв, и ничего совсем не чувствовал. Дух мой вылетел из тела, и беспокойно заметался по комнате. «Какой кошмар! Боже мой! В расцвете сил!» Он присел на оливу, которую я уже втащил с балкона, потому что начались заморозки, и начал раздумывать, как бы ему кого уведомить, или предупредить относительно покинутого тела.
Всё для него было теперь внове и необычно, и то, что можно быстро кругом летать, и что сидеть с удобством на оливе, и даже лежать на ней. Мой дух несколько раз перекувырнулся в воздухе, как будто проверяя свои способности к парению, и беззвучно рассмеялся остроте необычайных ощущений. Затем увидал мой хладный труп, и устыдился своего неуместного веселья.
Его немного смущала неопределенность статуса. Как вести себя в дальнейшем Нужно ли предпринимать какие-либо действия Должен ли кто за ним явиться Или необходимо ему куда прибыть Никаких указаний на сей счет не поступало. И он пребывал в некоторой неопределенности. «Вообще, это безобразие», — решил мой дух. «Что такие важные вопросы до сих пор не урегулированы. И не смогу ли я здесь быть первооткрывателем»
Положим, он тут все изучит с хронометражем, и запишет, а после передаст записки в обыкновенный мир. Идея, что он станет тут вроде второго Аристотеля, окрылила моего духа. И он принялся было предполагать, как уже монетизирует эту свою новацию, как вдруг вид меня, мёртвого, с высунутым наружу сизым языком, вновь отрезвил его.
Движимый состраданием, он всё раздумывал, как бы ему распорядиться насчет остывшего тела. Никого, кто бы мог обо мне побеспокоиться, рядом не было. Ключи от дома были только у жены, которой у меня уже почти что и не было, и она сюда совсем и не заглядывала. Друзья не навещали меня годами.
Он выглянул в окно. На улице было пустынно. И, верно, холодно Замерзну ли я там, или мы, духи, холода не чувствуем Он попытался было просочиться на волю, но не тут-то было, стекла его не пропускали. Вот так раз, подумал мой дух. Как же я туда выскочу Он взялся за оконную ручку, но совсем не смог её повернуть.
Он немного поразмыслил, и по инерции даже почесал голову, и двинулся к двери, которую принялся изучать на предмет отворения. Ключи были вставлены изнутри. «Ах, черт, как же она сюда попадет» Дух слегка покружил вокруг входа, и вдруг, заприметив щель, двинулся сквозь неё, и просочился. «Отлично!» — вскрикнул он безмолвно. «Получилось!», и попрыгал по ступеням вниз.
На третьем этаже он остановился, увидев отверстую форточку. «Если внизу тоже заперто, не лучше ли мне выскочить здесь» И вылетел на улицу сквозь неё.
Уличный холод его не заморозил, хоть и был мой дух без штанов и шапки. Всем своим бестелесным естеством дух испытал смену температуры, но только на какую-ту чуточку, совершенно почти незаметную, самым кончиком пениса. Так, что сначала даже решил, что это психологическое. Но потом думает так: «Это, верно, от того, что мы совсем почти этого мира не касаемся, но это мизерное «почти» все-таки, видимо, существует. И потому и ощущаем легкую прохладу».
Тут дух подумал, что следовало бы теперь известить вдову о моей кончине. И полетел в ту сторону, где она обитала. Лететь было совершенно легко, не считая небольшого отклонения от ветра, который, согласно его гипотезе, чуть-чуть воздействовал на бестелесную субстанцию. На углу 17 линии какая-то собака породы уиппет учуяла его, поворотилась, и облаяла, что его весьма позабавило. Он решил, что совершенно напрасно летит вдоль улиц, взмыл вверх, огибая троллейбусные провода, которые вряд ли могли его затормозить, поднялся над домами, и поплыл над ночным городом, избегая только редких птиц.
На углу Пятнадцатой и Среднего, где жила вдова, дух влетел в обоссанный, как обычно, двор, и увидал черные окна, и легкая грусть кольнула его пустое сердце: он вспомнил, как махал ей в окна рукой, оборотясь, и что это был неукоснительный у них ритуал. Дух слегка всплакнул былой любви, и подумал, что в это детское время её еще не бывает дома. И она, верно, теперь на работе, в баре. Делать нечего, пришлось поворотить.
Лететь было далеко, до улицы Маяковского, и дух мой решил: а почему б ему не воспользоваться метро Это только в страшных английских сказках духи ведут себя, как викторианские старухи: стонут, жалобно воют, стенают, пугают людей, и мрачно ползут вдоль красных кирпичных кладок. А наш, современный, двадцать первого века дух, должен пользоваться всеми благами цивилизации. И он направился к Василеостровской, благо было недалеко.
Обманув метрополитен на турникете, мой дух безбилетно проник в подземку, и покатил по эскалатору, сидя на поручне, совсем как хулиган, подле очаровательной дамы с огромным декольте, что было весьма удивительно в такую ветреную погоду. И всю дорогу любовался на её грудь, и даже почувствовал внутри желание, коего напрасно устыдился, ибо невидим. И тронул её роскошные выпуклости, отчего красавица удивилась, что это за странное дуновение воздуха, едва заметное. И закрутила головой. А он с беззвучным хохотом поскакал вниз, ибо услыхал прибывающий поезд.
В вагоне дух мой, сидя на коленях самой симпатичной пассажирки, размышлял над одной странной мыслью, что пришла в его пустую голову. Отчего вокруг он не видит других духов, и есть ли они вообще Отсутствие их казалось ему подозрительно. Впрочем, долго думать ему не удалось, и на второй остановке он уже вылетел. И понёсся к выходу на улицу Маяковского.
Парить было не очень далеко. Он миновал витрину кабака с бюстом Ленина, и скоро оказался на месте. Ждать, пока отвориться дверь, долго не пришлось бримбориум сей был весьма популярен в городе. Дух внёсся внутрь, и оторопел.
За столиками, вперемешку с частыми посетителями, сидели другие духи. Мой дух вытянулся в струнку, гаркнул, и прочистил горло, собираясь представиться. Они глянули на него, и зверским воем приветствовали коллегу, сдвигая небольшие, специально для духов приуготовленые стаканчики. Адское варево, любезно поданное Егором, хозяином заведения, плескалось в этих склянках.
Чего тут только не было! И настойка на трупах пчёл, и голубичная на столичной. И зверобойная. И мятная. И дровяная. И сельтерская алкогольная. И бруснично-черничная. И анисовая. И тархуновка. И виноградная. И абрикосовка. И розмаринная. И коли бы пришлось всё далее продолжать, что было в их сосудах, то не хватило бы бумаги и на трех листах.
Духу освободили лучшие места, и он выпил штрафную. Глаза его заблестели, и выволоклись из орбит.
Виват, закричала ему пьяная компания.
Друзья, сказал он, я по делу.
Но громкий рёв собутыльников перебил его:
Вторую!
Он принял следующую.
Виват, вскричали они. И наполнили третью.
Друзья мои, начал он свою речь, встав и пошатываясь после последней стопки от редкой крепости выпитого, и делая грустную донельзя мину. Господа, достопочтимый мой хозяин преставился.
Пьяная компания духов перестала галдеть, охнула и застонала, взяв минуту молчания.
О, они были наслышаны о моей персоне. Они сдвинули печально брови, и смахнули симулякры слёз. Они тихо налили настоек, и вздрогнули, не чокаясь. Духи-девицы взгрустнули смерти своего героя-любовника, образ которого помнили еще студентками. Какая из них не мечтала тайно моих ласк Духи-мужчины помянули скромного и мудрого собеседника.
Как передать эти трепетные чувства, когда стоишь у кромки гроба, и неловко мнешь шапку, и хотел бы помочь, да как Спи спокойно, дорогой товарищ, и где тут теперь наливают
Но дух, даром что был мой, наследовал все черты своего хозяина, в том числе и редкую теперь обязательность, и строгую до педантичности пунктуальность. Уж коль чего и взялся пообещать то сделает железно.
И говорит так:
Товарищи, мне нужно как-то известить вдову, что супруг её скончался.
Увы, вскричали все духи. Но это невозможно. Наших сил не хватит даже сдвинуть с места песчинку, не то, чтобы начертать сообщение.
Что ж делать Но хоть он и был пьян, а трезвости ума не терял, ровно как и его хозяин в лучшие свои годы.
Давайте-ка станем, скомандовал он, и собутыльники подчинились его приказу, будто почуяв своего предводителя. Никто не роптал, все ждали его команды.
Двинули к стойке, и выстроились рядами перед вдовой, которая теперь искусно разливала посетителям коктейли, совсем не зная о хладном теле бывшего своего возлюбленного.
А ну-ка, налягте. Вскрикнул он пьяной компании, и бросился своим примером указуя. Все взялись обок с ним, пособляя товарищу. Соломинка, которую бармен элегантно вставляла в бокал с лонг-айлендом, вдруг выпала.
Она подняла её и по всем строгим правилам отправила в ведро. И вынула новую из пачки, и воткнула в глыбы айсбергов. И подала клиенту.
И вновь соломинка закачалась, так, что оба, и бармен и клиент удивленно переглянулись, высунулась из стакана, и полетела наземь. Она села на стул и глянула на свои руки. Клиент принялся пить содержимое просто, как воду, отказавшись ожидать, когда наперекор законам природа, предметы перестанут летать по стойке.
Вдруг на руки ей слетела салфетка, на которой значилось едва различимо «HELP», но не карандашом, а самой тёмной в наличие настойкой. Она глянула в посуду. Еще одна бумажная телефонограмма начертывалась прямо на её глазах. Она было подумала, что сходит с ума. «он умер» прочитала она потустороннее сообщение. Скомкала бумагу и позвала сменщицу.
Подмени-ка меня, мне нужно съездить в одно место.
Она вышла в пустую улицу, думая, что пьяна, и не веря совсем в загробное, и подняла руку. Хоть вдова и давно уже разлюбила меня, но еще чувствовала какую-то признательность в память, быть может, о былых юношеских чувствах.
Братцы, завопил мой дух. Ведь она дверь-то не откроет. С той стороны ключ. А потому айда со мной. И с меня простава! И все духи послушно бросили свои стопки, и двинулись следом за своим новым командиром в отверстую вдовой щель.
Они ехали всей гурьбой в такси, щелкая водителя по носу, всякий раз, когда он отвлекал пассажирку от её тревожных мыслей глупыми своими разговорами, и делали тише дрянное радио, пока, наконец, не сломали его. А когда он принимал деньги, обсчитали, и выдали вдове сдачи вдвое больше уплаченного.
Она быстро поднялась на последний этаж и вставила в замочную скважину ключ, и им пришлось попотеть, и напрячь все свои невесомые силёнки, пока они гурьбой с обратной стороны не вывернули связку, и не уронили её на пол. Уф! Она вошла, и увидела, что горит свет. И подошла к дивану. И я лежал на нём бездыханный. И уже осунувшийся. И страшно далёкий этого дольнего мира. И она пошла на кухню, и хотела заплакать, и не могла. И закурила сигарету.
И тогда дух мой, усевшись за стол против трупа своего хозяина, сказал так:
А ну-ка, братцы, чем черт не шутит. Возьмемся вместе!
И подошел ко мне, и хрястнул что есть силы грудь, как завзятый молотобоец, и стал её отворять, и вся пьяная компания бросилась ему вподмогу.
И всё внутри меня отверлось, и раскрылось навстречу свету, и дух просочился внутрь, и устроился на своём привычном месте.
А я кашлянул, и заморгал, и открыл очи.
На столе сидел всякий потусторонний сброд, который только что лишился своего вождя и обещанной выпивки.
Друзья, сказал я, тем не менее, негромко. Я держу своё слово.
Подошел к шкафу, отворил его, и вынул литр чудесного арманьяка.
Тут вошла она:
Боже, как ты меня напугал. И заплакала. И поцеловала меня в губы.
Игорь Поночевный

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *