Тут всплыл опять древнейший «боян», про то, что Татьяна из оперы ЕО в костюмерной потеряла малиновый берет и надела зелёный, а Онегин спел: «Кто там в зелёновом берете» — А князь, изумившись такой находчивостью, спел нечаянно: «СЕСТРА моя» — на что филоло

 

д. И я подумала — забавная старая хохма, конечно, но насколько действительно происходящее на сцене всегда смешнее «боянов»:
Как-то, именно в этом легендарном речитативе оперы, после вопроса про «кто там в малиновом берете» , прекрасный бас, князь Гремин, спел свою реплику:
«Ага! давно ж ты не был в свете»
Получилось в рифму — и он счел, что уже молодец, и продолжение петь не стал.
Онегин же, чувствуя, что оркестр уходит вперед, а коллега молчит, пропел за него, изменив чуть-чуть грамматическое лицо и сократив длительности:
«Позволь-КА ЕЙ представлюСЬ Я»…
Гремину ничего не оставалось, как продолжить:
«Да кто ж она»( зашибло)
А Онегин: (ка бы — опомнись, «нас окружают») спел назидательно и выразительно:
«Жена ТВОЯ!»
Гремина это открытие ошеломило. Он обмер и спел Онегинскую реплику в недоумевающую малую секунду:
«Так Я женат Не знал я ране…»
(о, ранний эклер! Гремину было лет 35, как говорит Лотман)
Онегин: (подсказывая, как на сеансе у психотерапевта)
«Давно ли»
Гремин: (припоминая):
«Около двух лет!!!!»
Онегин: (проверяя его память)
«На ком»
Гремин: (наобум)
«На Лариной»
Онегин: (закрепляя эффект ):
«Татьяне!!!!»
Гремин: (страшно удивленный проницательностью доктора)
«Ты ей знаком!!!»
Онегин: (ну , слава Богу, все позади)
«Я им сосед!!!!»
Тут всё вернулось на круги своя, и Гремин пошел петь вожделенную залом арию в Ges-dur-е: «Любви все возрасты покорны»
(Дескать, и маразматики тоже).
В зале никто ничего не заметил.
Заметили сами бас с баритоном, помреж, следящий по нотам, окружающие генералы и Татьяна.
Да я.
Арию Гремин спел странно. Пытался отвлечься от клокочущей смеси смеха, испуга и облегчения — «пережал» страшно, но некоторые любят, когда так.
Онегин все время отворачивался , — как бы пораженный глубиной чувств князя, и утирал украдкой глаза — это очень даже мило было.
Татьяна мелко вздрагивала в своем кресле и пряталась за веер,
хор стоял, нарочито мрачен и суров, чтоб не прорвалась всесметающая «бугага».
Нас с помрежем никто не видел — поэтому мы катались в родовых муках.
Публика была в восторге.
Eaterina Pospelova

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *