УБЛЮДОК ЗИМЫ

 

УБЛЮДОК ЗИМЫ Блистать можно по-разному. Я знал дворника, который выходил под мои окна в пять часов утра десять лет к ряду и мел, скреб, харкал и матькался. Первую неделю я думал выйти из дома и

Блистать можно по-разному. Я знал дворника, который выходил под мои окна в пять часов утра десять лет к ряду и мел, скреб, харкал и матькался. Первую неделю я думал выйти из дома и отвесить ему оплеуху или затрещину. Я склонялся к затрещине, потому что оплеуха подразумевает равенство бьющего с битым, а его не было. Только лень удерживала меня. А потом я заметил — мой двор, тротуар и дорога идеальны. Вокруг скользили и падали люди, а я прогуливался у своего подъезда, как корги Королевы по двухсотлетней лужайке у дворца. На следующий день я вынес дворнику бутылку водки. Дворник отказался. Он был пенсионером, а работал не столько за деньги, сколько ради самого занятия и физической формы. Жена не разрешала ему матькаться, хотя он любил матькаться, потому что раньше работал крановщиком на заводе, а все крановщики обожают матькаться, и поэтому он всласть матькался на свежем воздухе. Так некоторые люди читают стихи. Услышьте на секунду фразы «снег ебучий» или «лёд-выблядок, ублюдок зимы», сказанные громко и нежно. До появления этого выдающегося дворника я страдал бессонницей и вообще никак не мог упорядочить свою жизнь. Клеймо беспорядка просвечивало повсюду — от посуды в раковине до половых связей, алкоголя и наркотиков. Однако ежедневные пробуждения в шесть утра подтолкнули меня к переменам. За каких-то три месяца я научился засыпать в одиннадцать, чтобы поспать семь часов. Засыпать мне помогали книги, которые я открывал за час до отбоя. Здоровый сон пришёлся мне по вкусу. Я смотрел яркие сны. Через полгода я обнаружил в себе изрядный запас энергии. Её надо было куда-то девать — я купил себе кроссовки, спортивный костюм и стал бегать в любую погоду по сосновому лесу. Вскоре бег вытеснил пьянство, потому что бегать с похмелья тяжко, а не бегать нельзя, потому что сон, а сон из-за блистательного дворника. Завязав с пьянством и бессонницей, я бросил и наркотики. Я употреблял их по пьяни, когда тормоза барахлят. Завязал я и с вредной пищей. Сложно приятно бегать, когда ты весишь 108 кг при росте 176 см. Похудев на тридцать килограммов, я вдруг обнаружил, что нравлюсь не только немолодым женщинам, которых я предупредительно споил в баре, но и девушкам своего возраста (когда дворник появился, мне стукнуло двадцать пять). А ещё я много читал, что роскошно сказалось на моем кругозоре и красноречии. Итак, из-за диеты, бега, книг, сна и трезвости я женились на красивой девушке. Мы слетали на медовый месяц в Париж. Париж оказался серым и арабо-афро-франзузским. В баре, где пил Хемингуэй, обжимались геи. Я ждал иного, но это ерунда. Главное — у меня появились деньги на Париж. До появления дворника я работал обычным продавцом-консультантом в «Эльдорадо» — торговал грустными пылесосами. «Что хоботы повесили» — спрашивал я пылесосы, а они смотрели равнодушно, как и почти все мои покупатели. Когда же я похудел и подкачал тело турником и пробежками, во мне, каким-то труднообъяснимым образом, возникла уверенность. Эта уверенность, как и мой внешний вид, подняли продажи до скандальных высот. Естественно, начальство отреагировало. Уже через год я стал супервайзером, а еще через три — директором. Моя зарплата скакнула с двадцати пяти тысяч до двухсот. Я сдал на права, купил машину, увлекся дайвингом и горными лыжами. Жена родила мне сына. Мне было тридцать пять. Тут-то и начались проблемы. Растить ребенка в однокомнатной квартире неудобно. Жена заговорила о переезде. Я молчал и неопределенно тряс головой. Жена углубилась в пучины интернета. Каждый вечер я просматривал фотографии трехкомнатных новостроек и слушал прочувственные речи. Каждое утро я слушал, как скребет блистательный дворник, которому я обязан всей своей сказочной жизнью. Вскоре жена потащила меня на просмотры, но я не потащился. Я решительно сказал:
— Ирина, мы никуда не поедем.
Тон мой был столь категоричен, что жена опешила и спросила:
— Почему
Я замялся.
— Привык к району. Давай купим двушку в нашем подъезде на нашем этаже
— Мне не нравится первый этаж. Меня этот дурак-дворник будит. То скребёт, то матькается, ужас какой-то.
— Ужас! Да он лучший в мире человек, если б не он, ничего бы не было. Ни тебя, ни меня, ни Владика. Блистательный. Иван Палыч. Крановщик. Не пьет с 85-го. Почти Герой Труда. А скребёт как Я иногда выхожу утром посмотреть. Скребок так и пляшет. А матькается Это же стихи! Амфибрахий, черт подери!
— Так вот куда ты по утрам исчезаешь! И что значит — ничего бы не было И причем тут дворник Подожди… Он что — твой отец, а ты его стесняешься
— Как тебе такая чушь в голову приходит Мой отец давно спился и умер. Теперь, наверное, ад пропивает.
— Стоп. Я правильно понимаю, что ты не хочешь переезжать из-за дворника
— Правильно. И… неправильно. Всё сложно.
— Вы любовники
— Еще одна такая догадка и я с тобой разведусь!
— Так почему тогда!
— Я не спал по ночам, а тут он… Только засну… Пришлось научиться. А потом бег. Турник этот… Диета, повышение. Завертелось. Ты еще. Сын. А сейчас переезд. Он там, а я тут. Своих не бросают. Нельзя так, понимаешь
— Не понимаю. Ты себя со стороны слышал Я о серьезных вещах говорю, об улучшении жилищных условий, а ты про дворника какую-то чушь несёшь.
— Всё. Мы ссоримся. Перерыв до завтрашнего вечера.
Ирина взметнула волосами и ушла на кухню. Два дня дулась. А на третий я проснулся в 8:15. Я еще во сне почувствовал, что что-то случилось, потому что сразу посмотрел на часы. Посмотрел, оделся и выбежал на улицу. Был конец ноября. На тротуаре неприбрано лежал снег. Из-под снега лукаво проглядывал лёд. Дворник отсутствовал. То есть, он вообще не приходил. Он не мог прийти и оставить это у подъезда. Иван Палыч не такой. Он, он… Я задохнулся и побежал в управляйку. «Где, — ору, — дворник! Где мой Иван Палыч!» Умер, — говорят. У двадцатого дома поскользнулся и голову об урну расколотил. Вчера вечером. У меня в глазах потемнело. Забегал. Споткнулся больно. Смотрю — скребок в углу стоит. И лом. И лопата. «Сам, — ору, — всё! Дайте сюда, гады!» Дали. Схватил в охапку, притащил. Скребочком, вот так вот, аккуратненько. И лопатой. Раз-два! И ломиком, уголком, чтоб по касательной. Хуяк! Красота! Снег ебучий. Лёд-выблядок — ублюдок зимы!
Павел Селуков

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *