Истории из жизни реальных людей
О, сладкие-славные нулевые, дарившие нам многое. Например, гламур с его следствиями. Нулевые и гламур словно песочные орешки с вареной сгущенкой или жвачка и мятный привкус. Врозь даже не хочется представлять.
Красавицам, красоткам, симпатяшкам и считавшим себя таковыми нулевые, что не год, дарили новенькое. Джинсы со стразами, ногти в три сантиметра длиной или пастельные тона топиков с капри в самом своем начале. Отдельно шел легкий бод-мод, модификация тела, выводящая хозяйку в дали, недостижимые всяким простушкам-лохушкам.
Помните тату-наджоп Татуировки на крестце Легионы раскидистых «кельтских» узоров и редкие интересные авторские работы Щиколотки с лодыжками, украшенные такими же плетенками, бабочки с цветами между плечами с лопатками Татуировка только входила в моду и «всей в наколках» считалась модная дева, имеющая надпись на ступне, тот самый узор выше задка и что-то еще. О рукавах или японских драконах во всю спину задумывались единицы. Но речь, как водится, не о них.
Пирсинг, проклятие одних и благословенная радость для других. Штанги в языках, кольца в ноздрях с бровями, тоннели в ушах аки у людоедов племени мумба-юмба. Само собой, самые продвинутые и экстремальные, ну, либо наиболее глупые, дырявили собственные гениталии. Зачем Да потому что, захотелось и все.
Но самым главным пирсингом были не они. Самым главным пирсингом нулевых стали правильно, пупки. Пупки царили повсюду, пупки задавали тон и доказывали продвинутость, вкус и смелость хозяйки. Имейся тогда в широком доступе Инстаграмм пупки постили бы чаще еды или утренних селфи.
Пупки, какое-то время, никто не скрывал и только радовался случаю выкатить собственный наружу. Не то, что сейчас, с щиколотками и, в лучше-драном случае джинсов коленок с неспортивными ляжками. В ТРК, росших как грибы после дождя, ларьки прокола ушей быстро обзаводились дополнительным метром полезной площади, имевшим занавеску.
Иногда пупки раздражали, иногда умиляли, иногда иногда они внушали уверенность в человеческую природу, смелость и силу воли.
На дворе плавил асфальт июль 2005. Мой отпуск стремительно сокращался до оставшейся недели, денег на Турцию или даже Адлер не имелось, а душа просила модную ипотеку, заставляя откладывать все возможное. Из удовольствий самым дешевым способом еще оставались книги. Бумажные, на минуточку, книжки.
Плейер орал голосом Кори, тени хватало, чтобы спрятаться, а шорты позволяли не свариться. Ближайший книжный находился на Стара-Загоре, прямо напротив Сбербанка и именно туда мне топалось.
Темные очки позволяют многое, хотя, конечно, в первую очередь защищают от ультрафиолета. Тогда хобби у меня не имелось и я просто смотрел на жизнь, запоминая самое интересное. Самое интересное того лета стояло стояла, на трамвайной остановке.
Женщины всякие нужны, они всякие важны. Высокие, маленькие, изящные и умеющие метать молот. Самое главное, чтобы их кто-то любил и тогда все замечательно.
Мода на пастельные капри с однотонным топом тогда уже прошла, но ее это не волновало. Она гордо носила нежно-синее, отдающее преддождевым небом. Ткань туго обтягивала обводы, прекрасные, как у бокасто-пузатых каравелл Колумба. Летнее волжское солнце сделало кожу шоколадной, да не цвета поддельной «молочной» плитки, фига. Июль зарумянил её до благородной темноты «Российского» с 70% процентами какао.
Вы видели «Мадагаскар» и его прекрасную Глорию Если да, то вы меня понимаете. Она была Глорией, державшей под руку своего Мэлмана в клетчатой мятой рубашке и таскающего мобильник как сисадмин. Под сандалиями, само собой, темнели носки. Но он точно ее любил и получал взаимность. Взаимность прижималась к его костям всеми своими округлостями, крепко вцепившись в бледную руку своей мягко-коричневой дланью, золотящейся лаком на ногтях в два с половиной сантиметра.
Женщина, которую любят, прекрасна всегда. В глазах того, кто ее любит. И от того ничего не смущается. Мое ли воспитание, либо ее желание укрыться от солнца, стоя спиной, не дали рассмотреть тату нижней трети спины. Но правильное следование тренду я разглядел. И даже закурил, чтобы успокоить нервы.
Вытекая между двух густо-загорелых складок, на солнце переливалась цепочка, почти достававшая до пуговицы ее капри. Конец прятался в пупке-невидимке, но это было неважно. Она просто ощущала себя любимой и красивой, а это, само собой, куда важнее остального.