Когда неспокойной зимой 1991 года, зайдя домой, я увидел высокую пирамиду из настоящих латиноамериканских сомбреро, сомнений не было, это дядя Володя

 

Когда неспокойной зимой 1991 года, зайдя домой, я увидел высокую пирамиду из настоящих латиноамериканских сомбреро, сомнений не было, это дядя Володя Все таланты тети Раи, меркли перед гением

Все таланты тети Раи, меркли перед гением самого фантастического из Мамиконянов — дяди Володи.
Родной брат моего деда, он был Суворовым половой жизни, Ганнибалом бракоразводных процессов в Армянской и нескольких соседних ССР, великим магистром ордена святого Остапа Бендера, ну и просто классным парнем.
Помимо всего прочего, в моем детском восприятии он запомнился как один из трех людей со странными волосами.
Первым был певец армянского происхождения из Гренландии Мартин Иорганс, который сочинил детскую песню про мизинец. Про наркотики и членовредительство тогда знали мало и с радостью включали эту песню детям.
Второй — наша соседка Роза, своими безостановочными экспериментами с пакистанскими красками для волос доведшая свою копну на голове до цвета бензинового пятна.
А третьим был дядя Володя. Его волосы напоминали загрязненные нефтепродуктами водоросли. Постоянно мокли и вставали дыбом. Чтобы контролировать это биологическое буйство на голове, он носил во внутреннем кармане раскрывающуюся расчёску и постоянно зализывал их назад. Логично было предположить, что такая непокорность волос признак переизбытка тестостерона, ведь уже при жизни его считали легендой.
Кроме волос у дяди Володи были жены. Много жен. Только официальных было 7. Хотя я возможно запутался в подсчётах.
Надо признать, что в Армении любое количество жен, кроме одной, считалось моветоном. Разве только речь не шла о вдовцах. Но там тоже были детали. Социально одобряемый брак у вдовца мог быть только тогда, когда жена умирала прилюдно от упавшего на нее метеорита. Все понимали, что это злой рок и воля небес.
Во всех остальных случаях начинались разговоры о том, что он был причастен к ее перитониту, подмешивал ей сахар, чтобы усугубить диабет или соль, чтобы отказали почки. Ну или банально навел порчу.
Не странно, что выросший в такой обстановке христианской нелюбви, я заранее отгадываю кто убийца в доброй половине детективов, которые читаю.
Помнится, когда наша соседка Роза пятый раз сходила в кому, а делала она это с регулярностью Сиси Кепвела, то весь двор осуждал ее мужа, который мол обрадовался скорой кончине жены, купил сыр (сыр Карл!) и поехал к любовнице праздновать.
Да, я тоже предпочитаю вечера под бутылку просекко, но в 92-м году признаком грядущего разврата был килограмм сыра. Сначала медленно и тонко режем, потом бесстыдно едим.
Мой дед, хирург, настолько запутался в хронологии розиных ком, что видя ее на улице всегда пугался, не будучи в курсе, что Роза в очередной раз ожила.
Но вернёмся к Володе.
Каждая новая жена символизировала в жизни Володи новый этап экономической деятельности, новые взлеты и безудержные падения.
Не зная золотой середины и будучи человеком крайностей, Володя был либо на коне, либо…на костылях убегающим от монгольской конницы. В общем, плохо.
Переходных этапов не было. Или науке их не удавалось зафиксировать.
Вот Володя в фаворе. Он приходит на день рождения моего папы.
Водитель, нервная, но красивая жена, задумчивые глаза, смотрящие за горизонт. Даже во время застолья и разговоров с окружающими — все равно взгляд где-то вдали. Там, где ждут великие свершения.
Помню, как он ласково пожурил, что папа собирается поступать в Киевский государственный Университет.
У нас переговоры с англичанами на носу, люди из команды Маргарет Тэтчер приезжали, могли бы спокойно и в Оксфорд устроить. Ладно, успеется. Нам пора, говорил он и рано уходил с торжества под руку со своей красивой, но нервной женой. Чтобы на время исчезнуть.
Самое странное, что это не были сказки. Фотографии и свидетельства доказывающие близость Володи с министрами Британии, Польши и Чили действительно были. А также фото в обнимку с каким-то эфиопским архиепископом на фоне танков. Фото Леоньтева в блестках на лице. И еще фотография Мартина Йорганса улыбающегося в объектив с доброжелательностью продавца Орифлейма.
Видимо у них были встречи, посвящённые потрясающим волосам.
Но все портили женщины.
Через пол года дед по дороге в Ереван случайно встречал Володю, бредущего по шоссе сквозь дневной зной, босиком и полуголого. Из одежды на нем были сорочка и брюки, разрезанные ножницами как гирлянды и незакрывающийся чемодан в руках.
Незакрывающиеся чемоданы были родовым пятном Мамиконянов. Вы это надеюсь уже поняли.
Все оказывалось банально, как сценарий оперетты. Жена узнавала об измене и в отличии от большинства армянских жен, вместо подпольной подрывной борьбы и гомеопатического отравления его жизни, устраивала экзальтированную истерику с выкидыванием нарезанной ломтями одежды в окно.
Никогда не мог понять, почему Володя стоял в трусах и ждал, пока нарежут его одежду Это же не колбасный отдел гастронома в конце концов. Или его не было дома Но куда он вышел из дома в одних трусах Нет, он то конечно мог. Хоть к соседке. Тогда не странно, что жена разозлилась.
С другой стороны, зная как дедовская родня любит ходить в трусах, наверное Володя просто не мог выйти из зоны комфорта и заблаговременно одеться.
Поскольку этот сценарий в разных вариациях повторялся постоянно, то Володя с очередной женой выбирал для жизни все новые и новые районы Еревана, ибо в прошлых ещё пару лет обсуждали увиденное.
Так, забегая вперёд хочу сказать, что с последней женой Володя жил в «16-м массиве», районе, о существовании которого из-за его отдаленности не знает даже мэр города.
Не суть. Приходилось Володю подселять к себе, кормить, покупать одежду, одалживать на первое время деньги и галстуки. В это время он был ангелом. Ел и пил как канарейка, помогал по хозяйству, был весел, играл со мной в солдатики и настаивал спать в гараже или на балконе.
Но однажды утром Володя звонил из автомата с автостанции Тбилиси и говорил, чтобы его не ждали. Отец Софико все узнал, они садятся в ближайший автобус до Кисловодска, у него там друзья. Там и обоснуются.
Спустя несколько месяцев звонок из Челябинска оповещал, что они с Леной съехались, живут на даче ее родителей и думают сойтись окончательно.
На новый год Володя звонит из Ленинграда и поздравляет с праздниками. Говорит, что его тоже можно поздравить, ибо они с Алевтиной наконец-то сошлись и как только праздники закончатся, они пойдут в ЗАГС.
Мой дед, как биолог и доктор наук, наводящих вопросов не задавал, посылал приветы и, давно запутавшись, не называл имен.
На каком-то цикле своей биографии, Володя устроился помощником министра хрен знает чего Казахской ССР. Дела пошли в гору. Поздняя советская номенклатура из-за неуверенности в завтрашнем дне
крала много и панически.
В виде подарков от Володи до нас доходили сёдла, промышленный аппарат для прокрутки папирос, ящик домашний тапочек и два ящика ликёра. Надо понимать, что это были крупицы, дошедшие до нас после разбора старшими сестрами. Которых было пять.
Бабушка моя своего деверя не любила, считала его развратником, а казахский ликёр, как опытный винодел, отправляла в унитаз или на хозяйственные нужны.
Жизнь в Казахстане была раем. Уже появилась какая-то иномарка и все шло к светлому будущему, которое перетекло бы в эпоху Назарбаева и стабильности.
Но не тут то было.
Зазвонил телефон и незнакомый голос сообщил, что Володя вошел в связь с личным секретарём министра товарищем Ажархан.
Они уехали вместе в Прибалтику. Подальше от гнева министра к друзьям Володи. Он просит передать, чтобы не беспокоились, но пока звонить не может.
Слегка побледнев, мой дед задал лишь один уточняющий вопрос.
— А этот Ажархан женщина
Узнав что да, он успокоился. Все шло своим чередом.
Судя по всему в Прибалтике у Володи была подпольная сеть последователей и схроны с женщинами еще с дореволюционных времен. Посудите сами, за полтора года он успел устроится на хорошую работу, выгодно обменять свою ереванскую квартиру на квартиру в Риге, участвовать в антиправительственных демонстрациях и
зачатии ребенка, бежать в Польшу, притворившись, то ли недорепрессированным латышским стрелком, то ли эстонским националистом.
Не знаю, когда поляки в последний раз видели эстонцев, но это проканало. Тем более 90-ый год. Люди верили в заряженную воду Чумака и «невидимую руку рынка».
Потом Володя триумфально возвращается в Армению в составе японской делегации и сопровождении японки-переводчицы с которой он делает первую зарегестрированную наукой попытку скрестить Мамиконянов с японками.
Группа японских бизнесменов намеревалась купить оборудование Мергеляновского института. Одиного из лучших институтов математических машин в СССР, названный в честь Сергея Мергеляна, выдающегося математика, самого молодого в истории СССР доктора наук и член.корра. академии наук СССР.
Оборудование купить не получилось, потому что институт никому не принадлежал, а забрать оборудование другими путями они не хотели.
Зато Володя продал им секрет изготовления хереса вне аутентичной испанской провинции (которую узнал у моей бабушки), методику лечения туберкулёза кумысом (которую узнал у товарища Ажархан) и коллекцию третьесортной живописи. Картины Володя одолжил у голодающих друзей-живописцев с ереванского вернисажа, а продал как полотна из запасников национальной галереи. Говорят, что на сумму, которую Володя отдал художникам за картины, те прожили самые тяжёлые военные годы. Или пропили их за месяц и заблаговременно погибли от интоксикации. Версий было две.
Самое интересное, что японцев помню даже я. Это были первые японцы, которых я видел. Они мне подарили куклу, которая во дворе возымела эффект какого-нибудь «Бентли».
Володя привез к нам не всю делегацию, а лишь 5-6 человек и переводчицу. За ужином они вдвоем обменивались взглядами и делали полные скрытого эротизма прикосновения кончиками пальцев. Это безусловно фраппировало мою бабушку.
Но господи, как же она смотрела на Володю! Словами этого не передать. Сколько восхищения, преданности и нежности.
Из всех его женщин, я бы выбрал японку. Имени ее я, к сожалению, не помню.
Но помню, как японцы хотели купить просроченный эстонский ликёр, который Володя позиционировал как секретное средство от лечения псориаза. Но мой дед не очень загорелся этой идеей, рассказывая японцам тему своей докторской и разливая по рюмкам очередную бутылку «Васпуракана».
На деньги от японского проекта Володя купил квартиру в Варшаве, куда намеревался уехать. Посещение Польши под видом эстонца не оказалось бесплодным. Там его уже ждала женщина.
Она не стала его женой, но бурный роман с ней сделал его легендой.
Во-первых, она была невероятно красивой. Небесно голубые глаза. Золотисто-лимонные волосами до бёдер. Пропорций тела я не знаю, но все холостые члены нашей семьи, которые ее видели, потом лет 10 не могли найти себе жен, взяв эту женщину как пример.
Во-вторых, она работала в министерстве иностранных дел, знала семь языков и безумно любила Володю.
Развал СССР, соцлагеря и война немного отвлекли нас от приключений Володи, но к 92 году он уже наладил приток в блокадную Армению маринованных ананасов, муки и замороженной фасоли. Доставал ли он для воюющей родины патроны я не знаю, врать не буду, но эти три продукта помню отчётливо. Что-то доставалось и нам. Как оказалось потом, благодаря своей женщине он работал с министерством торговли Польши и отвечал за контракты с Латинской Америкой. Это объясняет ананасы и сомбреро, но не все остальное.
Возникает естественный вопрос, как же выглядел Володя, имеющий такой успех у женщин. А я описал лишь его волосы, и то, не с лучшей стороны.
Как и все мужчины из дедовской породы, он был высокий, чем то напоминающий Василия Ланового, только с более выразительными губами и ноздрями. Всегда одетый в костюмы и пахнущий дорогим одеколоном, древесный запах которого я не могу не описать, ни забыть.
Потом, как всегда, мы мало виделись. Жизнь потеряла размеренность, а время приобрело невесомость.
Где-то после российского дефолта и чм по футболу во Франции Володя вернулся. Завел новую жену и детей. Этот этап его жизни был интересен тем, что его дети рождались одновременно с его внуками. Первая популяция володиных детей уже вовсю плодилась и размножалась. Иногда приезжали какие-то мальчики и девушки из разных концов советского союза повидать отца, приходили телеграммы, открытки, бандероли. Я не знаю, как это удавалось Володе, но со всеми детями он поддерживал хорошие отношения. Когда и если с ними знакомился.
А основным лейтмотивом всех писем и телеграмм от Находки до Варшавы было «только вернись».
Удивительно.
Ушёл Володя также эпично, как и жил. На Пасху поехав на дачу, он поднялся на ореховое дерево, чтобы подрезать листья. Подскальзнулся, упал, ударился об камень и умер.
Поскольку была Пасха, а его последняя жена была ненормальной, то она запретила вносить его в дом. Плохая примета. Так он лежал под ореховым деревом, с накинутым сверху пальто. В ожидании неспешащей в праздник скорой.
И наверное вспоминал порезанные сорочки, товарища Ажархан, японку, зовущую его поехать с ней в Киото да влюбленно смотрящие на него польские глаза, голубые как это пасхальное небо.
Роберт Мамиконян

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *