Проснувшись в воскресенье далеко за семь утра, Карина по привычке нахмурилась — опять проспала

 

Проснувшись в воскресенье далеко за семь утра, Карина по привычке нахмурилась - опять проспала Ведь обещала же себе встать пораньше. Впереди ждало много дел. Не тех, ради, которых хочется

Ведь обещала же себе встать пораньше. Впереди ждало много дел. Не тех, ради, которых хочется вскочить с кровати и лететь в наступающий день, но и без них не обойтись. Надо собрать на завтра детей в школу, мужа на работу, приготовить обед, ужин, погладить форму, и сделать уроки… День обещал быть веселым настолько, что вставать не хотелось вовсе. Но мозг проснулся и шанс снова задремать, был упущен. Карина открыла глаза, выглянула из-под одеяла и тут же мысленно крепко выразилась. Шторы были открыты, значит, муж встал и ушел на рыбалку. «Сто тысяч раз сказано, не открывай окно, пока я сплю!» Но говорить было бесполезно. Поэтому она научилась натягивать одеяло по самую макушку, создавая себе темный домик, и досматривать в нем сны, пока не будили дети. Они не кричали: «Мама-мама!». Не просили готовить им завтрак. И даже, наверное, думали, что совсем не мешают спать, а ждут, когда она проснется сама. Примерно, каждые две минуты, открывалась дверь, в ней появлялась чья-то голова до уровня глаз. Глаза находили Карину, видели, что она спит и исчезали еще на пару минут. И все бы ничего, но двери в их спальне скрипели так, как, наверное, ворота в преисподнюю. Это продолжение истории со шторами. Смазать было некому
Неожиданно Карина поняла, что проснулась сама. Никто не заглядывал, дверями не скрипел, ее не будил, не зарывался к ней в кровать, не щекотал пятки. И даже не стаскивал одеяло, как это иногда делал муж, просыпаясь в игривом настроении, чем ужасно бесил Карину… В квартире стояла полная тишина. Может дети тоже на рыбалке! Муж старался их брать, если позволяла погода и ловля была безопасной. Насколько, она вообще может быть таковой для детей. Карина ужасно боялась этих вылазок, но особо не спорила. Да, и попробуй поспорь, когда на тебя смотрят три пары одинаковых глаз с обвиняюще-просящим выражением…
Прислушиваясь к тишине в квартире, она совсем проснулась и не могла понять рада ли полному одиночеству или страшится его, как самого страшного наказания. Боится остаться сама с собой, своими мыслями… Это был тяжелый год для их семьи. Хотя, кажется, семья уже все пережила и движется дальше, а она как будто зависла во временной рамке, тело здесь, а душа осталась там… Она понимала, что все больше замыкается в себе, отдаляется от детей, мужа. Что некогда любимый человек всем раздражает и дело вовсе не в нем и не во всех окружающих раздражителях, а исключительно в ней самой. Но понимая это, ничего не делала, не хотела, не видела смысла и не имела желания, что-либо делать. Она просто продолжала каждый день встречать, как еще один серый, безликий и непроглядный, в котором должна ответить за все свои ошибки. С утра до вечера, как могла делала вид, что все хорошо. А перед сном ждала, когда все уснут и шла в душ. Включала воду и ревела, пока хватало слез. И только потом ложилась спать, по привычке, отвернувшись к стенке и отодвинувшись подальше от мужа, чтоб никто и ничто не нарушало ее личных, таких хрупких границ. Каждый день, ночь, она жила, или скорее, существовала, не видя спасения и конца этого тоннеля под названием жизнь…
Но вчера в ней что-то надломилось, так ощутимо, что она, как будто услышала хруст собственной души или еще чего-то, что держало все ее нутро. Проводив детей на кружок, вдруг поняла, что не может вернуться домой, что ей наплевать на все дела и планы, решила, что с нее хватит… И так, в чем была, в легком пальто, на каблуках, пошла к тому, кто оставался последней инстанцией перед бездной. Нет, она ходила к нему и раньше, разговаривала, просила, умоляла, но не слышала ответа, не чувствовала. Или была к нему не готова. Все заглушала дикая обида на судьбу, на себя, на него — Бога. Сейчас она решила, что это последний раз. Последний раз она попросит помощи, но так, чтоб от всего сердца. Попросит хотя бы открыть душу для своих близких, которые скоро перестанут ими быть, если она продолжит в том же духе…
Решившись на разговор, она поехала вовсе не в церковь. Может для кого-то церковь — дом родной. Но ей там было душно, не комфортно, как будто в спину все время кто-то осуждающе смотрит. И да, она не чувствовала, что это от Бога, человеческого там явно было больше: косые взгляды, обсуждения, кто, в чем пришел; обряды, которые должны проводиться именно так, а не иначе. Как будто идешь к самому лучшему другу в гости, через дорогу или даже дверь в дверь, в домашних тапочках, потому что он твой, самый родной и близкий. Но вдруг, как в самом дурацком сне, попадаешь на светский прием в этих самых тапочках на босу ногу. И никаких тебе душевных разговоров — одно сплошное рисование друг перед другом.
Поэтому, плюнув, на все каноны, она рванула в лес. Да, именно так. Ни в парк у дома, а в самую, что ни на есть, дикую чащу. Добираться пришлось долго, но оно того стоило. На улице по календарю давно значилась зима, а по факту на земле не было даже снежинки. Поэтому можно было свободно передвигаться по серому темному, ждущему снега, лесу. Она знала куда идет, это было их любимое с бабушкой место. Да, ее сапоги, как и пальто, явно не предназначены для таких прогулок, но как только она вышла на знакомую тропинку, то тут же потеряла счет времени и словно очутилась в далеком детстве. Бабушка жила на окраине пригорода, в самом последнем доме у леса. И каждое утро они отправлялись на прогулку. Не всегда сюда, но всегда вместе.
Вскоре Карина вышла к обрыву реки. И увидев, родную излучину, без предисловий, газетки и, несмотря на, влажную землю, упала на колени. Сквозь слезы она просила отпустить все плохое. Просила помощи в том, чтобы вернуться в семью не только телом, но и душой. Вернуться в жизнь. Принять все так, как оно есть, отпустить и жить дальше. Она не смотрела за временем, не видела всего, что происходит вокруг и не слышала тоже. Пришла в себя совершенно неожиданно — когда на сплошь свинцовом небе появился солнечный просвет, из которого, прямо ей в глаза, светило солнце. Почувствовав лучи на лице, она поняла, что слез больше нет… Неторопливо поднялась, осмотрелась и глядя с благодарностью в небо, отправилась в обратный путь. Домой она вернулась все той же Кариной, но в душе появился маленький огонек надежды, что все будет… Будет хорошо.
И поэтому сегодня ей было очень страшно просыпаться, оставаться одной. Она боялась, что надежда напрасна… Но не успела додумать мысль, так как, откинув одеяло попала во власть солнечных зайчиков. Они были просто везде: на стенах, потолке и даже на полу. А один, особо наглый, из всей этой солнечной братии, сначала заглянул Карине в правый глаз и тут же сел на нос. Отчего она поймала чих. Так, чихая, подошла к окну и застыла с открытым ртом….
Все было усыпано снегом. На каждом дереве, ветке лежал небольшой сугроб, искрясь и переливаясь под совершенно зимним солнцем. Карина, зажмурилась от красоты и удовольствия, ведь уже никто не надеялся, что Новый Год будет со снегом. Но, вот он — прямо перед глазами. И тут, она увидела еще одно чудо — у окна, на еловой ветке сидела ворона. Обычная, городская, огромная, серая ворона. Но сколько в ней было деловитости и шарму. Она и не думала пугаться Карину, а наоборот разглядывала, как будто Карина была экспонатом в зоопарке для животных. А ворона посетитель, который никак не мог взять в толк: «Почему это чудо-юдо тут приютили! Ну, ничего же интересного! Ни хвоста, ни крыльев, ни копыт! Взгляду не за что зацепиться!» Так они и наблюдали друг за другом примерно с минуту. А потом…
Карина рассмеялась. Просто так, откуда-то, из самой глубины души брызнул фонтан смеха. Он напирал, вырывался, щекотал внутри и не хотелось останавливаться. Карина смеялась. Да, что там — хохотала во весь голос. Сама же слушала свой смех и не могла в это поверить. Именно в этот момент, согнувшись пополам от смеха, она поняла, что все — свобода! Совершенна свободна! Вот как эта ворона за окном, которая сидит глазеет на нее и никуда не торопится. Карина почувствовала, что вместе с этим безудержным смехом из нее уходит вся боль. А свободное место занимает огромная жажда жизни. Теперь она не будет делать то, что надо, а будет то, что хочется. Ведь ей наконец-то чего-то хочется. Никаких сегодня уборок, готовок и прочих домашних дел. Они пойдут гулять с детьми, кататься с горки. А потом, прямо на улице, будут пить горячий глинтвейн (он продается совсем недалеко) и заедать огромными сахарными булочками. Будут кричать, что есть сил, скатываясь в снег. А сразу после Нового Года поедут к ее родителям в деревню. Давно пора, она соскучилась….
Карина опять посмотрела в окно, но вместо вороны, увидела, внизу три точки, которые оказались ее мужем и детьми. Они махали руками, звали ее вниз, к ним. Она открыла окно и закричала (да, на всю улицу) — «Я уже бегу! Подождите меня! Я быстро!» И никаких телефонов, только вот так, как в детстве через окно.
Быстро закрыв створку, она молниеносно развернулась и начала искать свой зимний комбинезон, на ходу понимая, что у нее есть шанс. И что из двух выходов: тянуть серую жизнь, существуя рядом с близкими и не давая им ни капли душевного тепла или жить каждый день, как последний, до перехватывания дыхания, до дрожи в коленках, до визга от того, что ты есть и ты пока здесь, она выбрала верный. Что будет завтра Только Бог знает об этом. Но мы выбираем: принять свое сегодня таким, какое оно есть. Дать ли шанс этому дню стать лучшим.
Просто потому, что декабрь! Потому, что Новый Год! Потому, что хочется жить!
Елена Раевская

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *