Истории из жизни реальных людей
Стоя навытяжку, канцлер Безбородко докладывал ея величеству последствия отмечания Нового года в империи. Камзол канцлера был помят, а к щеке присохла красная икра.- Это что ж такое — удивлялась Екатерина Алексеевна. — Опять какие-то древние скоморохи, поросшие мхом и ягелем, перед публикой выступают! Эвон, актрисулька Бомбачёва. Да она ж ещё перед Алексеем Михайловичем скакала. А тут опять на костылях от Версаче вышла. Неужто новых никого нет Это не «новогодний огонёк», а ночь живых мертвецов. Кого ни глянь — тот полумёртв, но в пудре на сцену ползёт.
— Это, матушка, наши русские традиции, — ответствовал Безбородко. — И плюёмся уже, и стонем, а на Новый год в огоньках одни и те же рожи с песнями времён Юрия Долгорукого. Что уж там Бомбачёва, государыня. Мы таких зомби и кикимор достаём из нафталина да болот, что земля Русская шатается. Иной и ходить уже не может, а не то, что петь, и скоморошил во времена Годунова, а мы его под белые ручки, да на сцену — народец развлекать, хотя морда уже расползается. Тот похрипит, постонет, костями потрещит, и обратно на год, в тину да нафталин.
— Но нет ли кого посвежее — повысила тон государыня. — Это ж, блядь, терпеть уже невозможно. Хоть уж Диму Еблана, прости Господи. Воет угнетательно-кладбищенски, а всё ж хоть чуточку помоложе.
— Еблан был, матушка, — поклонился канцлер. — Но сия беда на огоньках со всеми приключается. Как зомби один свежего человечка укусит, так он милостию Божией живой труп. А Еблан у нас давным-давно в самую голову укушенный. Поэтому он вылез, взвыл, а ты его от иных-то и не отличила. Там как раз хор пел песни времён Ивана Грозного — «Девчоночка крепостная». Как допели, так и умерли.
— А что ж делать-то — огорчилась Екатерина Алексеевна.
— А ничо уже, матушка, — вздохнул Безбородко. — Прокляли нас, как есть прокляли. Пруссаки какие вмешались, или англичанка гадит. Извели прям таланты на Руси, окаянные. Ну ничего. Даст Господь, через 200 лет всё изменится. И не будут всякую хуету показывать на Новый год, вот увидишь.
Оба вздохнули, и перекрестились.
За окном, во мраке завывали Еблан и Бомбачёва.
(с) Zотов