— Просто ты, Петрович, ничего не понимаешь в современном искусстве, — возмущался художник Арсений, — всё вертишь болты и гайки на своём заводе и ничем не интересуешься

— Да чего вашим дерьмищем-то интересоваться, — фыркнул Петрович, — нет бы руками работать, а то расплодились, ишь, интеллигенты.
— Сколько ты получаешь
— Нормально я получаю! Родина не обижает настоящих работяг.
— Ну сколько
— Ну двадцать пять выходит… — Петрович отвёл глаза куда-то в сторону, — зато честный труд!
— А детей ты на что кормишь-то, работяга Если ты отойдешь от своих дурацких принципов, я тебе покажу, как заработать столько, что и внука останется.
— Тьфу на тебя, интеллигентишка! — Петрович скрестил руки на груди и развалился на диване, — еще скажи, увольняйся с завода, а я там, Сеня, двадцать пять лет работал! Двадцать пять, понял Да там никого лучше меня нет!
— Болтики-то твои вкручивать Да Петрович, перестань, всё равно все деньги пропьёшь, а так хоть накопить можно будет. Бери кисточку.
— Ни за что!
— Когда твоя жена узнает, сколько ты мог заработать, так тебе по башке даст, что с мужиками больше в пивнушку не сходишь!
Петрович вырвал кисточку у Арсения из рук и подошел к холсту.
— Ну че делать-то надо
— Сначала возьми красный цвет и нарисуй горизонтальную линию посередине холста.
— Какой же вы херней маетесь-то, ой, не стыдно ведь, взрослые люди!
— Рисуй давай, не выпендривайся.
— Так, — Петрович нарисовал неровную красную линию, — дальше чего
— Теперь синим сделай наискось, чтобы она красную пересекала.
— Художники…
— Так. Теперь желтый круг посередине всего этого.
— Это ж надо, а! — Петрович с недовольным лицом обмакнул кисточку в воду, поводил кисточкой в палитре с желтой краской и нарисовал неаккуратный круг на своей композиции.
— И черный около круга.
— Что черный
— Ну кружок можно, линию. Не имеет значения в принципе.
— Так я чего нарисовал-то Меня ж в цехе за такое мужики пристыдят и засверлят насмерть.
— Ты сейчас, Петрович, нарисовал себе годовую зарплату как минимум. Запомни — красный цвет означает твою непримиримость с общественными нормами, синий — это твоя семья, то, что является твоим уголком стабильности в жизни. Желтый — это природа, а черный — это сомнения и рефлексия, которые всегда витают в воздухе.
— Рефле кто
— Рефлексия. Самокопание, то есть.
— Да я те накопаюсь, по 12 часов у станка постой!
— А не буду. Все, несу твою картину на выставку, скоро будет. Идешь со мной.
— Да не пойду я, мне на работу надо!
— Отгул возьмёшь. Петрович, давай так — если не получится, мы с тобой вообще больше не увидимся!
— Этого недостаточно!
Петрович обиженно отвел глаза в сторону.
— Бутылку пива.
Он был непреклонен.
— Две бутылки.
Слишком многое было за спиной у заводчанина, чтобы так сдаться.
— Две бутылки коньяка.
Но иногда жизнь принимает неожиданные обороты. Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
— По рукам!
И вот, картина Петровича ушла с молотка за половину его годовой зарплаты. А спустя еще полгода, Петрович уже сам ходил по выставкам, рассказывая, что коричневый на его картинах это вовсе не отходы жизнедеятельности, а сатира на тоталитарные режимы, что желтые квадраты — это интерпретация души каждого человека, сам он вдохновлялся работами Батая, Бодрийяра и книгами Кьеркегора.
Мужики на заводе первое время косо смотрели на Петровича. А потом и сами стали приверженцами экзистенциализма и очень полюбили картины Гигера.
Правда, через год после такого увлечения работавших на заводе искусством и метафизикой, сам завод обанкротился. Но и хрен с ним. Всё равно он не вписывался в рамки постмодернизма
Вячеслав Лентяев

Источник