Она зашла в спальню уже в четыре с лишним утра

Он храпел. Лежал на спине и тихо похрапывал. Маленькая лампочка возле ее тумбочки горела — это чтобы она не кувыркнулась в потемках. Он заботливо оставил ее гореть специально для нее. Она улыбнулась, легла, выключила свет и начала ворочаться. Сон никак не приходил. И его храп тоже не способствовал.
И на правом боку и потом на левом и на животе — ничего не получалось.
Она легонько его толкнула в бок — не храпи. Повернись пожалуйста.
Он перестал храпеть и начал двигаться в ее сторону.
— Ты наверное замерзла. Пойдем я тебя согрею.
Она не замерзла. Но пододвинулась и он ее обнял. Горячий. Это был так здорово.
Но сон все равно не шел.
И вдруг она услышала его голос, тихо, прямо в ухо…
— Я хочу есть.
— Пять утра. Ты с ума сошел. У нас и нет ничего. В холодильнике пусто.
— Там остались пельмени.
— В пять утра
Он посмотрел на часы и поправил — в четверть шестого утра.
Спать не хотелось. Она еще раздумывала, согласиться на эту безумную идею или нет, как поняла, что он уже встает.
Он встал, оделся и вышел из спальни.
Пельменей в пять утра не хотелось. И в полшестого тоже.
Но спать не хотелось тоже.
Она встала. Притопала на кухню — на плите уже стояла кастрюля с водой и через 15 минут пельмени уже были готовы.
И вот сидя на кухне в половине шестого утра, уминая с ним покупные пельмени, она вдруг подумала о том, что в пятьдесят любовь выглядит именно так.
Как
Да хрен его знает.
Вот так.
Валентина Пахман

Источник