Истории из жизни реальных людей
— Ой братец, сексу бы, хоть чуточку, аж невмоготу.
— Понятно, иди обдай чресла холодной водой или посмотри как Лазарев в носу ковыряется в коридоре, обычно сбивает пыл.
— Нет, надо что-то предпринять.
— Только можно не здесь, а в туалете, мой предприимчивый друг.
Зашел Арчил.
— О! Вот и гуру перманентной эрекции, Арчи, Розенбергу секса нужно, есть предложения
— Нэт! Вы все критикуете куда я вас вожу, вот и дрочи тогда.
— Постой, подожди, мы не место критиковали куда ты нас повел, а физико-социальные характеристики этих женщин предпенсионного возраста.
— А что, у кого-то есть предложения получше
— Кстати о предложениях, сестра Севы Володарского позвала на вечеринку.
— Сестра Севы
— Ну та, которая бреет голову и не бреет подмышки.
— Она же в психбольнице лежала.
— Ну это клиника пограничных состояний вообще-то, и как раз в честь ее выписки будет туса.
— И кто там будет, лысо-волосатые наркоманки и Сева
— Какие-то ребята с кафедры восточных языков.
— То радио «Гедеон», то это. Умеешь ты преподнести вечер в нужном свете.
— Ну!
— Пошли.
Арчил с нами конечно не поехал и взяли мы с собой Эпштейна. Благо шли не с ночёвкой и как раз в трех остановках от квартиры Эпштейна, родители которого отпустили его под нашу ответственность и уехали в Сочи.
В квартире Севы был жуткий приглушённый свет склепа, нечеловеческий запах пота и большая комната наполненная наполовину наркофриками. Парней было два. Один спал в углу, а второй был китаец с пластиковым стаканом в руках, кивающий в такт музыке.
Музыка к слову была совершенно сатанистская, тихая и угнетающая одновременно. И совершенно непрерывная.
На наше появление среагировали также, как на выпадение анальных волос. Никак в общем.
Мы же, как последняя генерация истинных русских интеллигентов, минут 30 ждали, когда к нам кто-то подойдет, представит гостям и предложит поесть.
Когда мы смирились с полной неформальность вечера, то пошли искать еду, напитки и немного секса самостоятельно.
Стол был весь заставлен двухлитровыми бутылками «Спрайт», пива «Солодов», бумажными стаканами и пачками «читос», которые все оказались пустыми. На диване девушка в дредах доедала последнюю пачку, выжимая на них майонез «кальве» прямо из пачки.
Взяв символические стаканы со «спрайтом» мы пошли погулять по квартире в поисках любви и понимания. Поиски через двадцать минут привели нас друг к другу.
— Ну
— Я с ней заговорил. Вроде она пошла на контакт…
— И
— Блин она странная, с трудом отвечает на вопросы и пахнет…шпротами.
— Шпротами — спросил я.
— Ну да, шпротами, ну рижские шпроты, знаете
— А что, тут где-то дают шпроты
— Ну не знаю, но пахнет так что фу.
— Кстати про шпроты. Я недавно рецепт открыл. Берешь шпроты, творог и укроп. Делаешь из них массу. На бородинский хлеб натираем чеснок и мажем…
— Эпштейн, не надо! И так живот урчит.
— И мы на вечеринке обсуждаем рецепт шпротов, это позорище.
— Нам надо бы попробовать интегрировать эту девушку которую танцует.
— Интегрировать во что Человечество Она уже час без остановок танцует под это говно.
— Это кстати хаус-минимал, Сева говорил, что его сестра его сама пишет.
— Еще Сева говорил, что у него сестра наркоманка, психопат и не бреет подмышки. И тем не менее мы тут почему-то, а Сева нет.
Снова разошлись. Розенберг с горя подсел к китайцу и что-то ему говорил. Поскольку слышно ничего не было, то китаец продолжал улыбаться и кивать в такт хаус-минималу.
— Он какой-то ненормальный. Я с ним говорил и заметил, что в глазах только зрачки, нет склер. Видите
— Ну с учётом разреза глаз я отсюда не вижу даже наличие глаз.
— Это расизм.
Вернулся Эпштейн.
— Там на кухне что-то курят и обсуждают планы пойти на крышу.
— А еды нет
— Нет. Хотя одна особь мне предложила затянуться сигареткой.
— Слушай, Эпштейн, что ты там говорил про шпроты, по дороге до твоего дома как раз гастроном круглосуточный.
Мы ели шпроты по рецепту Эпштейна, сидя у него на кухне. Запивая все сладким черным чаем.
— Какие странные люди. Вроде в одной стране живем, в одном городе, акак будто инопланетяне.
— А шпроты вкусные.
— Чувство, как у Хемингуэя.
— Там что, шпротов ели
— Да нет. Ощущение. Безнадёга и тупизм.
— Это да. А знаешь что, вот ты говоришь в одной стране с нами живут, инопланетяне. Вот поэтому нет этого. Страна. Родина. Раса. Есть мы. И не мы.
— Немцы, то есть.
Рассмеялись.
В ту нескладную ночь родился и дожил до сегодняшнего дня наш бессмертный девиз.
Роберт Мамиконян