Она помнит то, что ей удобно, и так, как ей удобно. Поэтому большинство воспоминаний из детства, из моего детства — это большие глаза и «Нет, неправда, не было такого».
В малозначимых нюансах я признаю, что тоже не все и не совсем правильно помню — в конце концов, грань между псевдореминесценциями и истинными воспоминаниями достаточно тонкая. Опять же, восприятие, интерпретации и особенности детской психики накладывают отпечаток.
Но мама играет по крупному.
«Нет, я тебя не била. Ну может быть, шлепнула пару раз» .
Конечно, я не ходила в школу с синяками. Но кожаный собачий поводок я помню по сей день. Мы с ним контактировали всегда, когда я косячила. Помню, я даже прятала его от мамы — надеялась, что если бить будет нечем, то она и не станет. Угу, конечно.
Найти, чем ударить, никогда не было проблемой. Было бы желание.
Я только недавно поняла, почему эти побои остались для меня большой болью.
Потому что это не было справедливым наказанием.
Мама не наказывала. Она срывала злобу.
И знаете, я долго повторяла за ней, что была паскудным ребёнком и со мной нельзя было иначе. И думала, что физическое наказание — это неотъемлимая часть воспитания.
Теперь я иного мнения.
Если ты бьешь ребёнка — ты кровью расписываешься в своей абсолютной несостоятельности, как родителя.
«С тобой нельзя было иначе».
Можно было. И нужно.
Лена Васильева