Как-то раз я трагически помер, и попал в ад

 

Как-то раз я трагически помер, и попал в ад Спустя некоторое время Господь, перебирая между делом мои бумаги, увидал вдруг, что случилась страшная ошибка, и что по его ведомству вышла описка, и

Спустя некоторое время Господь, перебирая между делом мои бумаги, увидал вдруг, что случилась страшная ошибка, и что по его ведомству вышла описка, и по этому нумеру Смерть должна была принять другого. Срочно вымарали меня из списков, и живо прибрали иного. Из небесной канцелярии позвонили чертям, и приказали собираться мне обратно на Землю. Я вздохнул, не зная, радоваться ли своему внезапному дембелю, повесил на крюк плети, которыми на том свете стегал грешниц, и стал укладывать пожитки.Тут следует на недоуменный вопрос читателя пояснить, что я числился у бесов на хорошем счету, и даже успел закончить что-то вроде их сержантской учебки, после которой меня направили по женскому полу, где я и принялся трудиться с рвением и прилежанием. Теперь срок моей службы удивительным образом вышел, я снял свои нашивки, убрал пыточный инструмент, и собрался ехать на родину. Оказалось, однако, что тело мое доктора уже давно изрезали на запчасти вдоль и поперек, и снабдили ими другого. И мне с того света было не во что переобуться.
Не везет, так не везет, подумал я, сел на свой чемодан и вынул кисет с трубкой.
О! Это была удивительная трубка! Огромная лиловая, но при том легкая, как перышко, с изогнутым чубуком, выточенная чистилищными умельцами из ветвей Древа познания Добра и Зла, и приобретенная по случаю на базаре, который у них открыт каждую пятницу и субботу. Трубка эта удобно лежала в руке, и совсем не чадила. Я всыпал горсть чудесной смеси, что приносил мне по средам бакалейщик, и что состояла из семидесяти процентов индики и тридцати сативы, вынул из-под котла головешку, прикурил, и глубоко затянулся, заткнув по привычке локтем дырку в боку след от разбойничьего ножа, которым меня по ошибке проткнули в кабацкой драке.
Черти горевали не меньше моего, не зная, что теперь делать Хоть и выдали им небесное предписание за фиолетовой печатью, а как его исполнить Опасаясь, и не без основания, нагоняя от Люцифера, который последние четыреста лет не нарушал заключенное с Господом Богом перемирие, и боялся прогневить Всевышнего неисполнением его приказов, они выдумывали, как бы им разрешить это нелегкое противоречие, и в какое бы тело меня засунуть
Один из них уселся рядом меня, вдыхая пятаком чудесный аромат из трубки, и начал, как будто, издалека:
Дружище, конечно, мы тебе здесь всегда рады. И едва снова наступит уготовленный судьбой черед, то по сему случаю твердо знай, что это место всегда будет для тебя вакантным, чёрт указал на мои рабочие инструменты.
Я снова заткнул ладонью ножевую рану, и выдохнул дым в знак признательности прямо ему в свинячью рожу. Тот зажмурился, затрепетал хвостом, ушами и всеми фибрами своей бесячьей души, благодарственно захрюкал, и далее продолжал:
Однако ж, может ведь случиться тебе такое несчастье, что там передумают в обратную сторону. Он указал копытом наверх. Я вздохнул вместе с ним. И вместо всего этого божественного великолепия, он обвел взором голые блестящие, румяные распятые девичьи тела, изнывающие в предвкушении моих жестоких мучений, которыми я их не без удовольствия потчевал, тебя запрут в Эдемском саду. А это, братец, такая скука, такая смертная тоска и стерильность медицинского кабинета, что хоть удавиться. Ибо теперь тебе будет не выпить, ни покурить, и вовсе не пораспутничать,
Мы оба горестно вздохнули.
Все там по расписанию, как в самом строгом санатории. С утра тягостные прогулки с Господом по аллеям и нудные моралите на тему нравственной чистоты, что хуже стократ зубоврачебной дрели. В обеденной столовой будет классическая органная музыка, под которую спать тянет. В тщательно причесанном дворе приторные до отвращения благоухания кустарников. В каждом углу зануды читают правильным гекзаметром такую свою дрянь, от которой всякого порядочного человека тошнит, и хочется во второй раз удавиться. Из женщин будет тебе дана только одна, да и та, которая давно на земле осточертела. Всякий день предстоит такая диета, что сойдешь с ума: только лепесточки цветов, нектар, да амброзия.
Я вздрогнул, представив.
Никаких жареных стейков.
Я охнул.
Никакого вина!
Я всхлипнул.
Никаких булок с марципаном, тортов, пирожных и соленых брецелей к пиву!!
Я застонал. Я пустил слезу, расчувствовался и дал чёрту ещё раз затянуться. Товарищ мой тоже прослезился, теперь от счастья, довольный оказанной честью, резко вздохнул и глубоко закашлялся от непривычки: чертовым уставом им было категорически такое запрещено.
Что же делать спросил я, отбирая обратно свою трубку и щелкая его дружески по пятаку.
Бес мой будто только того и ждал, хитро улыбнулся, и сказал одну только загадочную фразу:
Но есть способ
Игорь Поночевный

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *