— Кошка умирает, температура занижена уже.

— Можно что-то сделать
— Ну, если вы тело оставите у нас, то…
— Я не об этом.
Котася положила свою старую, костяную голову мне на ладонь, по пальцам моим течет слюна. Худые бока редко и тяжко вздымаются.
— Вы должны сами понимать, двадцать четыре года, у нее воспаление легких, иммунитета практически нет и плюс и плюс и плюс…
— Я понимаю.
— Все таки поясню — лечение будет очень дорого. Ее надо забирать в стационар, сразу обезбаливающее и на грелку, потом под капельницу, нужны анализы био…
— Посчитайте мне все, пожалуйста.
— … и имейте в виду, шансов на выздоровление почти нет.
— Что значит почти
— В лучшем случае, учитывая состояние и возраст — процентов десять. И учитывайте, лечение продлится минимум десять дней, а так, до двадцати одного. Пребывание в стационаре, вместе с лечением — три с половиной тысячи в сутки и это не считая текущих анализов и стоимости лекарств. К тому же, даже если случится чудо — ей в любом случае осталось совсем немного.
Когда медсестра протянула мне лист с примерным расчетом, не скрою, охнул.
Одна капельница полторы тысячи. Нужно — семь и только потом антибиотики. Трех видов. И снова анализы…
Котася заворочалась у меня в ладонях, отогревшись. Теплая слюнка снова потекла из уголка ее рта.
— Она мучается
— Очень.
— А после укола
— Нет, она просто уснет.
— Я про обезбаливающее.
— Ей станет легче.
Худое кошачье тельце, уже не сопротивляясь и не пытаясь убежать, вытянулось на белом столе врача.
— Решайтесь.
— Не могу я ее убить.
Да, я не богат. Но собакам поесть хватит, а у меня еще остался целый мешок белого риса.
Да мне кусок в горло не полезет, зная что он куплен ценой жизни старого друга. Да, с дурным характером, ссущего всю жизнь где попало, от которого кроме шерсти и пакостей, всю жизнь, ничего больше. Котася даже ласковой не была.
Но я хочу чтобы она существовала такой, а не была.
Друзей, иногда, не выбирают.
Эту ушастую голову, гладили руки моих родителей. По этой тощей заднице, хлопал тапком мой отец, Котася воровка еще та. Этим вот, слегка вздрагивающим лбом, Котася доверчиво боднула меня в переносицу, когда я первый раз увидел ее, еще маленькую и толстую…
И что ж, пожалев эту резаную бумагу, которой и зад толком не вытрешь, дам ее убить Это навсегда, между прочим.
Ненавижу смерть. Любую. Любого. Смерть это всегда неправильно, уродливо, глупо.
Руки у меня есть, ноги есть, голова на месте пока — кто богаче меня Как нибудь.
В конце концов, я все еще Максим Цхай, а не какая-то херня.
Пусть это звучит гордо. А десять процентов — это дохера между прочим. В десять раз больше чем один.
А ведь даже один процент, это много. Один шанс — это уже надежда, а значит есть смысл бороться.
Живи, друг.
Русские не сдаются.
Максим Цхай

Источник