Истории из жизни реальных людей
«Грин Парк». У Ильи закружилась голова. Во рту пересохло. Полчаса назад блестяще выступивший на конференции, сейчас он чувствовал себя слабым и беспомощным. Щебетали птицы. Авто скапливались на Пикадилли. Окликал Винсент, владелец фирмы-компаньона. Илья усилием воли прогнал наваждение. Голос Винсента пробился сквозь шум в ушах.
Что-то случилось
Нет, Илья выдавил жалкую улыбку.
Люди сбегал по жёлтым ступеням, но Илья видел совсем другое: усыпанную мелким мусором тропу, скруглённые своды, крепи и кабеля. И, вместо коренного лондонца Винсента лопоухого Лёху.
Давай возьмём такси, предложил Илья по-английски.
Но ты обязан посетить Трубу! Старейшее метро в мире!
Илья не сказал Винсенту, что за полтора десятилетия, проведённые в Москве, ни разу не спускался под землю. Он вообще никогда не ездил на метро.
Идём! хлопнул в ладоши Винсент.
Илья сглотнул горькую слюну.
*
Не стены, пол, потолок, важно поправил Лёха, а борта, почва и кровля. Как учитель указкой, он повёл лучом по волглому бетону.
Какая нафиг разница буркнул Илья.
Большая, обиделся провожатый.
Лёхино зазнайство изрядно бесило Илью. В интернете нахватался словечек и корчит из себя гуру!
Лучи скрещивались, озаряя душный туннель. «Не туннель, а штрек», блеснул эрудицией Лёха. Это не меняло того факта, что чем дальше уходили парни от замаскированного лопухом лаза, тем холоднее становилось. Мрак недовольно расступался. Журчал насыщенный минералами ручеёк в дренажной канаве. Фонари выхватывали из темноты имущество: огнетушитель, подвеску для шлангов, лавочку, на которой трудяги дожидались прибытия смены, насосы, лебёдочные противовесы, ящик с песком. Фуникулёр демонтировали. Остались покорёженные ролики да частично разобранные рельсы. Справа тянулся ленточный конвейер. В былые времена он транспортировал железную руду со дна карьера на нулевую отметку. На поверхность, то есть Илья тоже кое-что о шахтах знал.
Ствол наклонно спускался вниз, во тьму, гулкую и какую-то живую. Обитаемую что ли Слушая, как шумит подземелье, читая предупреждающие надписи на табличках, Илья не мог не вспомнить все те истории, рассказываемые шёпотом. Про кровавые ритуалы. Про исчезнувших детей. Скептики говорили, дети провалились в дыры: пустоши вокруг посёлка были изъедены червоточинами. Старожилы намекали: не обошлось без посторонней помощи.
*
Это, конечно, не ваш метрополитен, сказал Винсент. Всё куда скромнее.
Эскалатор волочил толпу вниз. Илья уцепился за прорезиненные перила. Мелькала реклама. Горели надёжные лампы. Непривычный запах пропитывал Илью. Этот запах превращал успешного бизнесмена, человека волевого и сурового, в дрожащую тварь.
«Да что со мной такое!» Илья сконфуженно улыбнулся Винсенту.
Много лет избегавший погребов, подвалов, подземных парковок, Илья нисходил в Викторианские туннели.
*
Заброшенная шахта внушала страх. Четырнадцатилетнему пацану было сложно в этом признаться, однако он трусил. Трепетал, но не подавал виду. Внутренне сжимался, но решительно перешагивал хлам. Успокаивало, что Лёха тоже боится. Пусть он и был старше на год, пусть он дважды посещал откаточный штрек Лёха встревоженно озирался и приглядывался к зарешёченным аркам, кабинам и клетям. Изображал фальшивую беспечность, болтал, рассказывая о сопряжениях и забоях, мерял пройденное расстояние в пикетах.
Илья невольно представил, как сминается чугунный тюбинг, и тонны породы обрушиваются, погребая смельчаков. Скальп зачесался под каской. Скважина вентканала обдала сквозняком.
Долго ещё вырвалось у Ильи.
Поспешишь чертей насмешишь.
Разве так звучала поговорка
Они миновали натяжную станцию в конце конвейера. Барабаны, тележки на рельсовом ходу и змеящиеся провода отбрасывали жуткие тени. Водосборник был переполнен зеленоватой мутью. На глубине в триста метров располагалась подстанция, пыльный бункер с высокой кровлей, заклёпанными рёбрами перекрытий и железным монстром мостовым краном. Световые пузыри скользили по прогнившим лесенкам, цилиндрическим трансформаторам, электрическим щиткам, шестиметровым анкерам. Скрипнул дверцей шкафчик. В бытовке алюминиевая кружка сама по себе свалилась со стола.
Это они выпучил глаза Илья.
Они, голубчики, Лёха облизал губы и заторопился.
*
Круглое зеркало отразило искажённое лицо Ильи. К платформе подкатил бело-сине-красный поезд. В него загружались лондонцы и туристы.
«Всё нормально», сказал себе Илья. «Над нами, сверху солнечный день, двадцать первый век, и ты ничего не видел в той долбаной шахте, тебе пригрезилось, ты надышался газа».
Илья протиснулся вслед за Винсентом в вагон. Створки сомкнулись.
Следующая остановка Oxford Circus. Поезд тронулся.
*
Из помещения, в котором породу перегружали с конвейера на конвейер, ребята попали в следующий штрек. Арочная крепь здесь ощутимо проседала, сверху капало, а под подошвами хлюпали лужи. Свисали перегоревшие лампочки в семьсот пятьдесят ватт. Мерещилось, что в затылок кто-то смотрит. Кто-то дышит в подсобках и пустых нишах для оборудования.
Горизонт прогрызал земную твердь. Лужи сменились грязью, чавкающим болотом. Шумел небольшой водопад возле маслостанции, где смазывали и охлаждали узлы конвейера. Свод теперь укрепляли деревянные, пугающе трухлявые балки и брёвна. Заплесневелый бетон местами обрушился, оголив породу. Штрек превращался в настоящую пещеру. Путь преграждали груды камней. Приходилось перелезать завалы, огибать сиротливую вагонетку.
Пришли, голос Лёхи стал сиплым. Парни стояли под низкой кровлей какого-то захламлённого помещения. Остовы ржавых механизмов напоминали силуэты демонов. Илья оглядел стальные канаты, катушки, старомодный телефон, забытый в луже гаечный ключ. Боковые ответвления вели на нижние уровни к затопленной дробильной фабрике в карьере. Затхлый воздух отчётливо пах тухлятиной. Сероводородом.
Что делать помнишь
Илья кивнул, сглатывая комок.
Я снаружи подожду.
Захотелось воскликнуть: «не уходи», удержать товарища. Но Илья справился с малодушным порывом. Лёха ушёл в наклонник, оставив его в одиночестве среди подземных реликтов.
«Смелей», приказал себе Илья. Он извлёк из рюкзака предметы, о которых говорил Лёха. Небольшой молоток. Целлофановый пакет, набитый волосами: пришлось обриться наголо, чтобы собрать столько волос. Жареная курица в фольге. Дары жителям заброшенной шахты.
Он спросил: «вы здесь» и почувствовал себя ужасно глупо.
Это всё детские байки. Сродни сказке о Золотой рыбке.
Я хочу выбраться из этой дыры, отчеканил Илья.
*
Винсент болтал о женщинах. Илья принуждённо кивал, впиваясь в поручни. Поезд нёсся по туннелю. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как Илье чертовски подфартило. Он вырвался из умирающего посёлка. Картина, десятилетиями пылившаяся в папином гараже, оказалась подлинником крупного русского авангардиста. Илья занялся предметами искусства и фантастически быстро разбогател. Любые начинания заканчивались ошеломляющим успехом. Как сегодняшняя конференция, например. Как очередная успешная сделка.
Это было обычное везение. А всего, что находится уровнем ниже асфальта, он избегал просто на всякий случай.
Прости, пробормотал Илья, вытаскивая из кармана мобильник.
«Лёха», высветилось на экране.
В адресной книге номера Лёхи не было, и быть не могло. Лёха погиб давно. Заживо сгорел в лифте на нулевом этаже.
За окнами поезда вспыхнуло пламя. Илья выронил мобильник, и он ускакал под сидение.
*
Телефон звонил. Старый, ни к чему не подключённый шахтный телефон. Илья поборол оцепенение. Подошёл на негнущихся ногах, снял трубку.
«Они будут стучать», инструктировал Лёха. «Считай, сколько раз».
Один, Сердце грохалось в такт с ударами, раздающимися из грязной трубки. На том конце провода словно бы били киркой по камню.
Два. Три. Четыре.
Лёха увильнул от прямого вопроса: «а ты просил что-нибудь у стуканцев». Он говорил, что просили другие. Просили, спускаясь в шахту. И раньше, когда на месте шахты была пещера.
Десять, одиннадцать, двенадцать.
Илья выдохнул облегчённо.
Много. Очень много. Целая жизнь.
Шестнадцать. В динамиках затихло. Илья подождал минуту, повесил трубку, обернулся. Дары пропали.
Стуканцы услышали его.
*
Снаружи не было ни кабелей, ни облицованных плиткой стен. Борта наклонника испещрили отверстия, полости, каверны, в которых копошились какие-то бледные существа с маленькими телами и изломанными конечностями, с раздувшимися черепами. Длинные пальцы сжимали кирки и молотки, и дробили камень. Стук прорвался в вагон сквозь колёсный грохот. Мерные удары подземного сердца.
Озарённые факелами, синим огнём, изрыгаемым скважинами, существа поворачивали свои арбузоподобные головы и смотрели на поезд. Их высохшие лица поросли паутиной и тоненькими волосками, их глаза были белыми плошками.
Так случается в сказках. Кто-то да приходит за причитающимся.
Илья закричал. Винсент и другие пассажиры пропали. Вагон опустел, свет померк, но не погас полностью. Из-под кресел потянулись когтистые лапы, вооружённые кирками. Что-то чёрное, похожее на обезьяну, скользнуло по поручням.
В годы войны работники секретного оружейного завода, расположенного в тоннелях, прилегающих к станции Гантс-Хилл, болтали о странных звуках, доносящихся из мрака. Вкрадчивые голоса сулили богатства. Старик, вытачивавший детали для бомб, называл ночных шептунов ноккерами и советовал затыкать уши, если ноккеры окликают. Жители Ист-Энда прятались от налётов Люфтваффе в бомбоубежище на недостроенной станции Бентал Грин: каждую ночь пропадали два-три человека. Они уходили к краю платформы и слушали тьму, а потом шагали за пределы фонарного света.
Илья об этом не знал, но он так же шагнул во тьму за чертогом дыры, именуемой реальностью холодные ручонки схватили его и поволокли, и вручили молоток, и показали когтём на камень.
Винсент скажет полиции, что этот русский завопил и упал посреди вагона; медики констатируют смерть от инфаркта.
В бесконечности туннелей Илья приступит к работе, бессмысленной и монотонной. Вечной.
Дробить породу и скалить острые зубы. И стучать, стучать, стучать во тьме.
Максим Кабир