Истории из жизни реальных людей
Это был обычный детский сад из девяностых, не хуже и не лучше остальных.
В далекой юности мне довелось пару лет поработать там воспитателем, на младшей группе, которую посещали 3-4 летние дети. Сама я в детстве «сидела» дома с бабушкой, поэтому внутреннее устройство такого заведения для меня было абсолютно незнакомо.
На поверхности все было красиво и весело. Улыбающиеся воспитатели, нарядно одетые и рассаженные по игрушечным диванчикам красивые куклы, расписанные зверушками лестничные пролеты, приятные ароматы, доносившиеся из детсадовской столовой и абсолютная чистота на полу. Это все и видели отводящие и забирающие детей родители. Но стоило копнуть глубже….
Дети зачастую негласно «делились » на три категории
1) Любимчики (это были прилежные , послушные дети, но все же их выгодный статус в большей степени зависел от положения родителей).
2) Разбышаки (сюда входили дети непослушные , упрямые и дерзкие, но при этом не особо наказуемые, ибо садику от их родителей тоже чего то да было надо). И. …
3) Изгои ( эту , увы немалочисленную группу, составляли дети из неблагополучных семей).
Больше всего мое сочувствие вызывали ребята именно из этой, так называемой группы изгоев.
И это слово как нельзя лучше характеризовало их положение. Причем было совершенно не важно умеет ли ребенок себя вести , шалит ли он, или напротив усерден в занятиях—такие дети зачастую просто игнорировались воспитателями. К ним относились как к пустому месту. Их не видели в упор, ими не занимались, не учили, и не старались сделать лучше. За плохие поступки- наказывали, хороших же просто не замечали.
Они были не нужны ни своим семьям, ни тем более воспитателям. То есть «лишними» для социума они становились уже с детского сада.
Никогда не забуду, как воспитатель разговаривая по телефону с бабушкой одного воспитанника отчитывала ее за то, что она не обрила налысо своего внука, у которого накануне медсестра нашла воши. Слышно было как бабушка оправдывалась и говорила, что оставила мальчику лишь маленький чубчик, который тщательно обработала от паразитов, что бы ребенок не был похож на зека. (Как я позже узнала ее сын сидел в тюрьме за употребление наркотиков, и стрижка под ЗК была ей невыносима-она не хотела обезличивать внука). Но воспитатель так орала, что я поспешила закрыть двери в комнату где спали дети, боясь ,что маленький Олежка может все услышать. Мне казалось, что несмотря на детский возраст, он способен уже понимать и чувствовать такие унижения.
Я была слишком молода, скромна, и жизненно неопытна, что бы делать замечания педагогам и противостоять взрослым теткам, но душевная боль за этих деток сопровождала меня постоянно.
Первые пол года я работала нянечкой, и именно таким деткам всегда старалась предложить добавку к обеду, или как то занять их во время игры.
А потом, в связи с нехваткой кадров, с меня взяли слово что я пойду учиться в пед.колледж и поставили работать воспитателем. А моей напарницей стала студентка второго курса пед. института . Тоже молодая и еще неиспорченная практикой девушка. И начались наши «воспитательные» будни.
Не имея педагогического опыта и образования, еще и сами недалеко ушедшие от детства, мы в свободное от обязательных занятий и написания планов время развлекали наших подопечных как могли. Дети висели у нас буквально на головах. Мы ползали с ними по полу играя в игры, а они обнимали и целовали нас в порыве эмоций. Дети, не знавшие ласки в своих собственных семьях , кажется впервые понимали что такое простое доброе отношение, что такое быть нужным и значимым наравне с остальными. Ведь мы никогда не делали никакого принципиального различие между ребенком «крутых» родителей и ребенком, чьи родители сидели в тюрьме, либо употребляли наркотики и кого зачастую растила старенькая неграмотная бабушка, от которой нам не было совершенно никакой выгоды.
То, на сколько были счастливы дети нашей группы я поняла гораздо позже, спустя много — много лет.
Однажды на рынке со мною поздоровалась молодая женщина, обратившись ко мне по имени отчеству. Я некоторое время смотрела на нее в замешательстве. Кем могла быть эта девушка, знающая мое отчество и которую я совершенно не узнавала Хотя ее черты и показались мне знакомы, но вспомнить ее у меня никак не получалось. Я лихорадочно перебирала в памяти все свои контакты за последние годы, а у практикующего не один год массажиста их было уже немало. Может кто то из первых клиентов Но все они называли меня по имени.
Извинившись, что не узнаю, я спросила у девушки -«Простите, мы знакомы»
«Светлана Юрьевна, я Настя, Настя Чижова. Помните, вы были у меня в детском саду воспитателем»
Конечно я помнила Настю , ее невозможно было забыть. Девочку из очень неблагополучной, многодетной семьи. Где папа отбывал срок за убийство , а маму за все время работы я видела лишь несколько раз, да и то не совсем трезвую. Девочку всегда приводила и забирала старшая сестренка-первоклассница.
Настя была очень гордым и ранимым ребенком. Несмотря на свой совсем юный возраст она сочиняла такие небылицы, что обзавидовался бы любой сказочник. Но то, что она сочиняет, казалось замечаю только я. В глазах большинства взрослых она была маленькая, но уже весьма опытная брехуха. Настя не плакала когда ее наказывали за какой то проступок, а напротив , как мне казалось провоцировала это наказание. Я долго не могла понять в чем тут дело-сказывалось отсутствие педагогического образования и жизненная неопытность в целом. Ведь было мне всего 21.
Но присмотревшись и проанализировав я сделала для себя настоящее открытие—девочка специально врала и шалила, что бы обратить на себя внимание. Что бы быть услышанной хотя бы ценой вранья, замеченной хотя бы ценой наказания за непослушание.
Ибо за примерное поведение , как я уже сказала, такие дети не имели никакого поощрения и похвалы. То есть они хотели быть просто замеченными, просто услышанными и хоть немного любимыми.
Когда я сама стала воспитателем, первое что я стала практиковать, это похвалу. Я могла подолгу слушать ее басни о том, какую дорогую куклу ей подарила мама, и каких вкусных мороженых и пироженых ей вчера накупили. И Настя менялась на глазах. Ей не хотелось больше делать пакости, ибо в этом не было никакой необходимости—ее замечали просто так. Хвалили ее бантик, босоножки, качали и кормили ее безглазую куклу, спрашивали хочет ли она добавки к обеду….
Она все реже придумывала себе мир где ее любят и балуют, ибо она ощутила это состояние в реальной жизни.
В 90е резко упала рождаемость, и многие детские сады были закрыты, а помещения разрушены или проданы под бизнес. Та же участь постигла и сад в котором я работала. На этом моя педагогическая эпопея была окончена. Безработными остались даже опытные воспитатели, поэтому я отменила свои планы на образование, так и не успев стать полноценным педагогом.
«Но как же ты меня узнала, Настенька Ведь прошло 25 лет, да и было то тебе тогда всего четыре—это просто невозможно.»
«Да вы совсем не изменились, только очки стали носить и волосы подстригли.
Конечно возможно, я не могла вас забыть, вы были единственным человеком , который как мне казалось, меня тогда любил. И если бы вы знали, как я мечтала, что бы вы были моей мамой. »
После нашего непродолжительного разговора к Насте подошел супруг с их маленькой дочкой (ах как она была похожа на Настю в детстве, только глаза этой девочки светились неподдельным счастьем и было видно как она любима своими родителями), и мы попрощались .
Настя с семьей пошли своей дорогой, а я еще долго смахивала слезы и вспоминала тех «своих» детей.
Ведь тогда я не понимала ,что мои действия, мое доброе к ним отношение, может оставить такой психологический отпечаток на всю дальнейшую жизнь, стать чуть ли не единственным светлым пятном в их нелегкой детской судьбе. Я была слишком молода и неопытна, что бы это понимать. Я просто их любила, интуитивно, как любила меня в детстве моя мама.
Но почему этого не понимали наделенные опытом и огруженные возрастом педагоги.
Наверное потому, что Воспитатель-это не профессия.
Воспитатель-это Призвание.
Светлана Сокол