Моё детство прошло под вой штурмовой авиации

 

Моё детство прошло под вой штурмовой авиации Огромные Су на бреющем полете утюжили наш милый городок. Я вам сейчас расскажу, как это было.Дело в том, что с детства я был лишён детства. С

Огромные Су на бреющем полете утюжили наш милый городок. Я вам сейчас расскажу, как это было.Дело в том, что с детства я был лишён детства. С трёхлетнего возраста я жил взрослой жизнью. Вся тяжесть домашнего труда лежала на моих толстеньких детских плечах. Меня эксплуатировали, как Ваньку Жукова. Моим детским трудом держалось благосостояние всей семьи. Я работал как вол, а вечерами, заливаясь слезами, писал письма на деревню дедушке. И всё мечтал, что он приедет и увезет меня в светлую страну, где не будет ни печали, ни зла…
Всё дело в том, что меня посылали в магазин. За рисом. В нашем гарнизоне я был самый юный покупатель этого китайского овса. От моего окна до цели вела прямая дорога, метров триста, по которой шагали парадным строем нарядные, но хмурые моряки. Мне зажимали в крохотный кулачок монетки и записку, и я отправлялся в своё путешествие. По пути, как и положено, со мной случались разные истории, а иногда я подвергался и очень серьёзной опасности.
Один раз, например, мужик по фамилии Гундяев надрал мне уши за то, что я не хотел уступать дорогу его огромному КАМАЗу, который в единственном экземпляре курсировал по нашей секретной военной базе. Эй, Гундяев, если ты меня слышишь! Ты козел и мудозвон. Я тебе это ещё тогда хотел сказать. Ты, бросив свой грязный и вонючий сарай, бегал за маленьким ангелом, как натуральный псих, и кричал, что таких придурков, как я, ты не видел даже среди морских пехотинцев. Но сейчас разговор не о тебе.
Как и положено, настоящие уроды появлялись во время моей одиссеи, когда родной дом был уже совсем рядом. Но об этом несколько позже. А тогда я, картаво бубня, пиная какашки и нюхая шишки, шел вперед. Проходя мимо местного бычка, который ради прикола бодал воздух и смотрел на меня строгим глазом, я ускорялся, а увидев старый финский ДОТ из монструозной линии Маннергейма, тормозил и стоял, открыв глаза. Когда, наконец, цель была достигнута, я проходил через огромный королевский зал гарнизонного сельмага и, подойдя к высокому, как шкаф, прилавку, вставал на цыпочки, чтобы сунуть в неизвестность записку и деньги. Потом оттуда большая теплая рука спускала маленький кулечек, и я отправлялся в обратный путь. Тогда, как всегда неожиданно, появлялись они…
Железные драконы, трусливо, парами, появлялись из тучи и падали на кромку леса. Стальные птицы неслись в полной тишине на высоте верхушек сосен и сверкали на солнце. А тень от их треугольных крыльев с висящими ракетами летела по земле прямо на меня. И я знал, что будет тогда, когда она достигнет моих ног. Тогда мне надо будет досчитать до трёх, потом ладонями быстро закрыть уши и открыть рот, потому что за молчаливыми птицами гнался их звук. Это был звук на грани того, который может слышать человеческий слух. Гнался и не мог догнать, потому что они летели быстрее его.
Над моим домом, над моей песочницей, над моей головой, на высоте пятиэтажки треугольные монстры, конкретно выполняя условное задание поразить корабль моего отца, создавали вокруг себя реальный кошмар. Вокруг меня дрожала земля, звенели стекла, а птиц разрывало на куски. Падали замертво коровы, взрослые люди сходили с ума, а беременные бабы рожали неизвестно кого. Я врастал в грунт, мне казалось, что я сейчас провалюсь в ад, или что ад вырвался на свет. Во всяком случае, я думаю, что в преисподней звучит такая же музыка, какая звучала в моих ушах, прорвавшись сквозь плотно прижатые детские ладошки. О, как я их ненавидел тогда. Как мечтал о том, чтобы мой отец реальной ракетой срубил хоть одного из этих учебных врагов.
Один знакомый генерал авиации сказал мне, что летчик вообще не видит, что под ним. Смотрит на навигатор и локатор. Ага. А вот влепил бы ему отец ракету в воздухозаборник, и сразу бы узнал, что под ним. Узнал бы, что под ним трехлетнее дитя, сердце которого по-настоящему хочет умереть от ихней учебной войны. Вот катапультировался бы он в мою песочницу рядом с пластмассовым самосвалом и послушал бы, как звучит звуковой барьер, который преодолевают его друзья в ста метрах над землёй.
Я и сейчас хочу, чтобы тогда отец кого-нибудь из них сбил. Потому что из всех вариантов маршрута лётчики хотели лететь над домами моряков. И потому что им это казалось забавным. И потому что сеющий зло не может понять всё его очарование. До тех пор пока оно эхом не вернётся к нему. Причем эхом, похожим на звук иерихонской трубы. Чтобы пробрать до самых печенок. И тогда может быть человек преобразится. И станет лучше. И поумнеет . И перестанет летать над тем местом, где идёт из магазина, нагруженный покупками, после трудового рабочего дня, несчастный, замученный жизнью, командирский сынок.
Игорь Коровкин

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *