Истории из жизни реальных людей
Прозвище это мужчина получил в тот день, когда из старого актового зала вывозился реквизит. Убитые временем и протертые до дыр кресла сваливались в одну кучу, доски от разобранной сцены, занавески и декорации в другую, а музыкальный инструмент в третью. Всё это планировалось сжечь и разобрать на строительный материал, а помещение переделать под лабораторию. Мужики потягивали едкий дым в курилке после обеда и наблюдали за тем, как легко и непринуждённо уничтожается культурная сердцевина бывшей фабрики «Фаворит».
Я в седьмом классе на этой сцене Лермонтова читал, задумчиво произнес кто-то.
А моя мать занавески эти шила, когда еще швейная фабрика работала.
Да Было время.
Даже начальник смены нашел в себе пару слов, он прокашлял их себе под нос и, крутя между желтыми пальцами фильтр, поджег сигарету. Он сам лично отработал на «Фаворите» пятнадцать лет и застал его лучшие времена, когда предприятие еще выпускало игрушки.
Из парадного входа четверо мужчин вытащили пианино, на удивление, сохранившее достойный вид, за исключением пары сколов на корпусе, полученных инструментом при транспортировке.
Агрегат поставили на доски разной толщины, отчего тот накренился.
Красавец какой.
Ага, у моего у соседа такой же стоит. Дочке купили за полгода до того, как все музыкалки позакрывали, общались негромко двое с линии сборки, но их всё равно слышал весь участок. Дочка, правда, сама уже с детьми, а пианино всё так и стоит вместо тумбочки.
Я бы сейчас что-нибудь послушал, да хоть попсу какую из того времени, что угодно, лишь бы не тарахтение линии, ответил ему приятель.
Все вокруг согласно закивали, словно этот разговор касался и их. Затем мужчины покидали окурки в мусорку и уже сделали несколько шагов по направлению к цеху, как вдруг раздался глухой стук откинутой крышки.
За стуком последовало совершенно неожиданное и волшебное словно гром среди ясного дня «тынь!»
Все, кто шёл, остановились, как будто услышали голос призрака давно умершего человека.
«Тынь-ты-дынь» звуки были такие хлесткие, такие живые, словно ими выбивали пыль из старых залежавшихся ковров, которыми теперь являлись души людей. По телу каждого пробежали волны дрожи. Через секунду звуков стало больше. Поначалу бессвязный набор сигналов, звук быстро превращался в конкретную мелодию. Точно старый мотор, музыка пыталась прокашляться и медленно набирала положенный ритм.
Спустя несколько секунд весь цех смотрел в сторону пианино, и даже из актового зала показалось несколько любопытных лиц.
Мелодия лилась из деревянного ящика, приволоченного сюда для сожжения. Такая живая, настоящая, запретная.
За пианино стоял обычный наладчик из 47 цеха, который идеально, без запинок исполнял что-то из разряда сонат Бетховена или симфоний Чайковского. На самом деле никто не знал, что он играет, возможно, это была какая-то простая музыка из рекламы шампуня, что крутили по телевидению в те годы, когда зрителям показывали что-то еще кроме графиков и оповещений. Но она звучала так же величественно и жизнеутверждающе, как музыка великих композиторов прошлого.
Рабочие застыли в немых позах и не двигались с места до окончания короткого концерта.
Андрей медленно закрыл крышку инструмента, точно гроб, и молча двинулся к остальным.
Ну Ну ты, блин, даешь, маэстро! похлопал его по плечу бригадир Семен Семеныч.
Мужики вокруг забухтели, забасили, выражать чувства никто из них не умел, поэтому каждый издавал лишь какие-то нечленораздельные гортанные звуки, имеющие явно одобрительный характер. Пару человек тёрли глаза грязными рукавами.
Молодец! И правда, маэстро, талант, жаль, что сейчас пианину эту расхреначат, к чертям, но порадовал, порадовал!
Перекур закончился, все вернулись на свои рабочие места, цех зашумел, зазвенел, загудел и продолжал гудеть до конца смены, но сегодня к обычному гулу станков добавились веселые человеческие разговоры, которые давно перестали раздаваться внутри стен фабрики.
Маэстро, слушай, дело есть, негромко обратился к Андрею один из парней в раздевалке, когда рабочий день подошел к концу. Кажется, его звали Семен или Вадим, никто точно не знал, люди на фабрике вообще не имели привычки знакомиться и дружить.
У меня это, у сына завтра свадьба. Ничего, естественно, особо не планируется, так, несколько родственников да соседи. Посидим, выпьем, варениками закусим.
Поздравляю, коротко ответил Андрей, улыбнулся, как смог и, закрыв шкафчик, побрел к выходу.
Спасибо, так вот, я бы хотел попросить тебя поиграть нам немного. У соседа есть пианино, мы его с мужиками притащим к нам в квартиру вечерком и С нас стол.
Спасибо за приглашение, но я не смогу.
Да ты чего! Разве можно отказать в таком деле Это же свадьба! Они на всю жизнь это запомнят! Какой отец сейчас сможет такой подарок организовать Музыкантов же не осталось давно, сам знаешь. Ну, пожалуйста! Ну, хочешь, я тебе сигарет хороших найду Или даже нет, у моей бабки чая китайского целый ящик был. Сейчас пару коробок осталось, я тебе отдам одну! Половину, осекся то ли Вадим, то ли Семен.
Сам говоришь, музыкантов не осталось, хочешь, чтобы и меня закрыли не останавливаясь, по пути продолжал разговор Андрей и уже дернул ручку входной двери, чтобы выйти на улицу.
Да это всё байки, что людей закрывали, просто никому не интересно стало больше играть и петь, потому что концерты отменили, музыку по радио убрали, про интернет вообще молчу.
Вот и правильно, что молчишь, за слова про интернет вообще можно пожизненное отхватить. Не могу я.
Ты можешь, просто не хочешь! Я ведь прошу-то всего минут пятнадцать поиграть, нам больше не нужно. Дети хоть услышат музыку!
Пятнадцать переспросил Андрей, раскуривая сигарету, которую хотел отложить до завтра.
Даже десять, если устанешь! радостно заюлил слесарь.
Пиши адрес и время, я подумаю.
На следующий день в дверях слесаря, которого, как оказывается, звали Виктором, появился Андрей. «Маэстро» стоял в своём единственном костюме, доставшемся ему от отца, который был ему мал в плечах и сильно пах стиральным порошком.
Пришёл! радостно воскликнул Виктор. Маринка, иди скорее, поздоровайся, я же говорил, наш Маэстро не сможет отказать!
Смущенный Андрей зашел в маленькую серую квартирку, где все гости уже сидели за столом, молча ковыряя вилками в своих тарелках, совершенно не разговаривая друг с другом.
Музыканта встретили как настоящего спасителя. Накормили варениками, налили штрафную стопку, от которой Андрей отказался, несмотря на многочисленные настаивания и просьбы. Объяснив это тем, что играть способен только трезвым, Маэстро уселся на табурет, поставленный напротив видавшего виды пианино, и принялся играть.
Мелодии, лившиеся из инструмента, были людям не знакомы. Сам Андрей не стал посвящать слушателей в истории создания этих композиций и без лишних комментариев отыграл получасовую программу, состоявшую, в основном, из веселых мотивов, которые сам очень любил в детстве. За свой концерт Маэстро был расцелован хозяином дома, потом его женой и её родителями, и накормлен до отвала.
Для каждого, кто присутствовал на свадьбе, эти тридцать минут были самыми волшебными и необычными за последние лет тридцать. Люди не стеснялись пускаться в нелепые танцы, о которых давно позабыли их ноги и руки. Кто-то даже пытался петь, другие плакали от восхищения. Молодожены трижды поблагодарили Андрея за этот подарок и пообещали никому не рассказывать о том, что произошло этим вечером. Ту же клятву дали и гости. А через три дня к Андрею на работе подошел ещё один проситель и начал умолять того сыграть на похоронах матери.
На похоронах играть Ты совсем, что ли
А что такого Мама моя танцевала в юности. Она так и не смогла смириться с тем, что музыки больше нет и не будет. Она была бы счастлива, если кто-то сыграет на её похоронах. Ну же, Маэстро, не подведи!
Откуда у вас у всех пианино
А у нас и нет. Колька, брат мой, синтезатор приволок, говорит, ему в счет долга кто-то отдал. Их же в своё время за бешеные деньги скупали или отбирали, чтобы потом Ну, ты знаешь. Ну, так вот. Он его в подвал упрятал, словно огурцы, и забыл. Сыграешь
Нет.
После того как Андрей отыграл на похоронах, его пригласили на день рождения, на тайные крестины, на юбилей, а самым крупным событием, на которое Маэстро согласился, был Новый год.
На фабрике Андрей стал самой популярной личностью. В его кармане всегда лежала пачка хороших сигарет, а в кружке дымился вкусный заграничный чай.
Слухи о Маэстро дошли до директора фабрики, и Андрей в приказном порядке был приглашен на несколько событий в личную резиденцию начальника. Квартира директора состояла аж из трех комнат, которые принадлежали только его семье. Стены были оклеены новыми цветными обоями, которых уже давно не встретить в продаже.
Фабрика менялась на глазах. Люди чаще стали улыбаться. На производстве совсем не осталось не знакомых друг с другом людей, а Андрей, осмелев, стал ходить на все мероприятия, куда его звали.
Спустя несколько месяцев фабрика подала отчеты о производительности в главное бюро. На следующий же день на производство явилась комиссия для проверки.
Ближе к обеду директора вели через весь цех в сопровождении двух человек в форме, а уже в начале первого часа следующего дня на должность заступил его зам.
Произошедшее, как всегда, перетиралось в курилке. Кто-то из бухгалтерии шептал о том, что показатели производительности увеличились вдвое. Оружия за прошлый квартал отгрузили на четыре вагона больше.
Разве же это плохо
Это нестабильность, а любая нестабильность это не к добру, сказал кто-то дрожащим голосом.
Заместитель директора прикрыл свой зад, рассказав обо всех переменах на фабрике, тем самым шагнув по карьерной лестнице.
Во время всех разбирательств никто и не заметил, что Маэстро пропал.
Целую неделю никто не мог выйти с ним на связь, работникам за невыдачу местонахождения Андрея начальство угрожало увольнениями, а люди в форме, которые часто заглядывали на фабрику тюремными сроками. Но коллеги, друзья и соседи лишь разводили руками, человек как в воду канул.
По всему городу висели ориентировки на имя Андрея Ивановича Грушина, за него обещалось щедрое вознаграждение.
Немного погодя всё поутихло. На его шкафчике изменилась фамилия. Кто-то безымянный ходил по цеху и выполнял работу, которую раньше делал Маэстро. Кто-то вместо него курил напротив лаборатории и пил чай, оставленный им в шкафчике. Кто-то без имени, как и все в цеху.
Прошло немало времени. Фабрика снова работала в прежнем режиме. Оружие выпускалось строго по норме, коллектив частично поменялся, расклеился, онемел.
Всё вернулось на круги своя. Всё, кроме музыки. Она по-прежнему играла в квартирах, на свадьбах, юбилеях и днях рождения. Люди пели и танцевали, радовались и с накрытым столом ждали в гости того, кто был вне закона, кто был запрещен целым миром, того, кого зовут Маэстро.
© Александр Райн