Хоть мне давно не семь лет, я до сих пор ненавижу главную площадь нашего города

 

Хоть мне давно не семь лет, я до сих пор ненавижу главную площадь нашего города Стоит мне оказаться на ней, как мысли охватывает неконтролируемое волнение. Стоит задержаться волнение перерастает

Стоит мне оказаться на ней, как мысли охватывает неконтролируемое волнение. Стоит задержаться волнение перерастает в страх. Психологи наверняка назвали бы это детской травмой, и я согласился бы с ними не задумываясь. В те далёкие времена я был жутко самостоятельным. Если другие подростки бунтовать начинали лет в десять, то я с первого класса. Любая попытка направить меня, наставлять встречала жестокое сопротивление. Я казался себе взрослым и упрямо отстаивал право жить по-своему.
В тот день мама взяла меня на городскую ярмарку ремёсел. Площадь полнилась народом. Звучала музыка, лавочники заманивали к себе покупателей, то там, то тут танцевали и пели. Мы едва протискивались к интересным нам прилавкам. Мама деловито рылась в кошельке, торговалась, покупая мясо и молоко дешевле и качественнее обычного. Для неё ярмарка была возможностью закупиться продуктами, а маленький я жаждал развлечений.
Я рвался в бой. Мама то и дело хватала меня за рукав или воротник, останавливая, сердито шикала, говоря держаться рядом. На её вечно добром лице мелькало недовольство, а тонкая рука властно возвращала меня на место. «Держись рядом, а то потеряешься». Всё это злило меня. Я был уверен, что способен найти дорогу и уж как-нибудь о себе позабочусь. Так мы и спорили от прилавка к прилавку, сталкивая взрослое терпение и чисто детское упрямство.
Около керамической посуды, заинтересовавшей маму, я и вовсе заскучал. Мне было неинтересно копаться в тарелках и чашках. Оглядевшись, я вдруг увидел шоу: неподалёку два взрослых парня метали ножи в мишень, рекламируя кузнечное производство. Словно загипнотизированный, я пошёл к ним, и мама почему-то этого не заметила.
Сразу за кузнецами был конный клуб, катавший детей на лошади, потом кондитер, выставивший на дегустацию мармелад, ещё чуть дальше загон с пушистыми овцами. Я всё шёл и шёл, перебегая от одного к другому, напитываясь впечатлениями под завязку. Про маму не думал. Я был очень взрослым и в любой момент мог найти дорогу назад.
Дойдя до ларька с хлебом и не заметив ничего интересного, я повернул обратно. Замер, растерянно хлопая глазами. Прибывающая толпа сомкнулась передо мной, не давая даже понять, откуда пришёл. Среди шума и музыки не слышалось испуганного голоса, выкрикивающего моё имя, среди сотен лиц не было одно единственного нужного. Я потерянно побрёл вперёд, выискивая кузнецов, посуду, маму. Ещё не понимая, что случилось, тыкался в стороны и обнаруживал лишь новые ларьки.
Ярмарка в том году была серьёзная, на всю область. И мне, первокласснику, было с ней не справиться.
Проблуждав, наверное, с час, я наконец вышел к прилавку с посудой. Мамы не было. Отошла и продавщица, которая могла сказать, куда делась мама. Чувствуя подступающее отчаяние, я бросился вперёд, пробиваясь сквозь толпу. Всеобщее веселье стало угрожающим. Гул вокруг казался зловещим, а взметнувшиеся высоко вверх плакаты казались стенами тюрьмы. Я закричал. Крик утонул в шуме. Я побежал дальше и вдруг столкнулся с кем-то. Отлетел, задев другого. Меня со смехом швырнули обратно. Я запищал, пытаясь не упасть. Меня не замечали. Какие-то люди толкали меня с разных сторон, и я мотылялся то туда, то сюда, беспомощный и напуганный. Один пацан, покосившись на своих родителей, отвесил мне подзатыльник. Торговец, проходя, сунул в руки стаканчик с морсом и пошёл дальше, не заметив моих слёз. Вся былая уверенность в себе улетучилась, и я впервые почувствовал себя тем, кем был беспомощным ребёнком.
Я не нашёл тогда маму, а она не нашла меня. В такой толпе это было попросту невозможно.
Ближе к вечеру, когда людей стало меньше, я попытался найти парковку, где мы оставили машину. То ли от шока, то ли от детского возраста не нашёл. Слёзы стекали по щекам, лицу, подбородку, и я принял последнее взрослое решение идти домой. Меня не остановило ни то, что не знаю дороги, ни то, что на улице стремительно темнело. Дрожа и рыдая, я пошёл туда, где, как мне казалось, далеко-далеко находился дом.
Спустя, наверное, час я наконец наткнулся на полицейский патруль, который забрал меня в участок. Ночь они искали родителей. Я сидел у дежурного, смотрел на собравшихся в обезьяннике бродяг, хулиганов и уже не верил, что вернусь домой. Мир пошатнулся, показал зубы, уничтожил на корню мою детскую веру в себя. В ту ночь во мне многое изменилось. То, что не смогли объяснить отец и мать разговорами, усвоилось с помощью страха.
Родители забрали меня в пять утра. Они искали меня на ярмарке до самого закрытия вместе с местным полицейским, потом пошли в отделение. Связавшись с нашим участком, меня нашли. Мама рыдала и то вваливала мне подзатыльник за подзатыльником, то душила в объятиях. Отец своей бледностью напоминал вампира. Ещё неделю меня никуда не пускали, в наказание лишив сладкого и мультиков. Впервые в жизни я не сопротивлялся.
Тогда я понял, что нельзя рассчитывать только на себя, как и нельзя себя переоценивать. Послушайся я маму или хотя бы попроси у взрослых помощи, ничего не случилось. Но это событие должно было стать мне уроком, и оно стало.
Я всё ещё недолюбливаю главную площадь города. Когда я иду по ней, мне чудится, что я потерялся. Остался один. Не знаю, куда идти. Но к счастью, я научился полагаться не только на себя, но и на близких и больше не теряюсь ни в каких жизненных ситуациях.
Лайкова Алёна

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *