Стоит мне оказаться на ней, как мысли охватывает неконтролируемое волнение. Стоит задержаться волнение перерастает в страх. Психологи наверняка назвали бы это детской травмой, и я согласился бы с ними не задумываясь. В те далёкие времена я был жутко самостоятельным. Если другие подростки бунтовать начинали лет в десять, то я с первого класса. Любая попытка направить меня, наставлять встречала жестокое сопротивление. Я казался себе взрослым и упрямо отстаивал право жить по-своему.
В тот день мама взяла меня на городскую ярмарку ремёсел. Площадь полнилась народом. Звучала музыка, лавочники заманивали к себе покупателей, то там, то тут танцевали и пели. Мы едва протискивались к интересным нам прилавкам. Мама деловито рылась в кошельке, торговалась, покупая мясо и молоко дешевле и качественнее обычного. Для неё ярмарка была возможностью закупиться продуктами, а маленький я жаждал развлечений.
Я рвался в бой. Мама то и дело хватала меня за рукав или воротник, останавливая, сердито шикала, говоря держаться рядом. На её вечно добром лице мелькало недовольство, а тонкая рука властно возвращала меня на место. «Держись рядом, а то потеряешься». Всё это злило меня. Я был уверен, что способен найти дорогу и уж как-нибудь о себе позабочусь. Так мы и спорили от прилавка к прилавку, сталкивая взрослое терпение и чисто детское упрямство.
Около керамической посуды, заинтересовавшей маму, я и вовсе заскучал. Мне было неинтересно копаться в тарелках и чашках. Оглядевшись, я вдруг увидел шоу: неподалёку два взрослых парня метали ножи в мишень, рекламируя кузнечное производство. Словно загипнотизированный, я пошёл к ним, и мама почему-то этого не заметила.
Сразу за кузнецами был конный клуб, катавший детей на лошади, потом кондитер, выставивший на дегустацию мармелад, ещё чуть дальше загон с пушистыми овцами. Я всё шёл и шёл, перебегая от одного к другому, напитываясь впечатлениями под завязку. Про маму не думал. Я был очень взрослым и в любой момент мог найти дорогу назад.
Дойдя до ларька с хлебом и не заметив ничего интересного, я повернул обратно. Замер, растерянно хлопая глазами. Прибывающая толпа сомкнулась передо мной, не давая даже понять, откуда пришёл. Среди шума и музыки не слышалось испуганного голоса, выкрикивающего моё имя, среди сотен лиц не было одно единственного нужного. Я потерянно побрёл вперёд, выискивая кузнецов, посуду, маму. Ещё не понимая, что случилось, тыкался в стороны и обнаруживал лишь новые ларьки.
Ярмарка в том году была серьёзная, на всю область. И мне, первокласснику, было с ней не справиться.
Проблуждав, наверное, с час, я наконец вышел к прилавку с посудой. Мамы не было. Отошла и продавщица, которая могла сказать, куда делась мама. Чувствуя подступающее отчаяние, я бросился вперёд, пробиваясь сквозь толпу. Всеобщее веселье стало угрожающим. Гул вокруг казался зловещим, а взметнувшиеся высоко вверх плакаты казались стенами тюрьмы. Я закричал. Крик утонул в шуме. Я побежал дальше и вдруг столкнулся с кем-то. Отлетел, задев другого. Меня со смехом швырнули обратно. Я запищал, пытаясь не упасть. Меня не замечали. Какие-то люди толкали меня с разных сторон, и я мотылялся то туда, то сюда, беспомощный и напуганный. Один пацан, покосившись на своих родителей, отвесил мне подзатыльник. Торговец, проходя, сунул в руки стаканчик с морсом и пошёл дальше, не заметив моих слёз. Вся былая уверенность в себе улетучилась, и я впервые почувствовал себя тем, кем был беспомощным ребёнком.
Я не нашёл тогда маму, а она не нашла меня. В такой толпе это было попросту невозможно.
Ближе к вечеру, когда людей стало меньше, я попытался найти парковку, где мы оставили машину. То ли от шока, то ли от детского возраста не нашёл. Слёзы стекали по щекам, лицу, подбородку, и я принял последнее взрослое решение идти домой. Меня не остановило ни то, что не знаю дороги, ни то, что на улице стремительно темнело. Дрожа и рыдая, я пошёл туда, где, как мне казалось, далеко-далеко находился дом.
Спустя, наверное, час я наконец наткнулся на полицейский патруль, который забрал меня в участок. Ночь они искали родителей. Я сидел у дежурного, смотрел на собравшихся в обезьяннике бродяг, хулиганов и уже не верил, что вернусь домой. Мир пошатнулся, показал зубы, уничтожил на корню мою детскую веру в себя. В ту ночь во мне многое изменилось. То, что не смогли объяснить отец и мать разговорами, усвоилось с помощью страха.
Родители забрали меня в пять утра. Они искали меня на ярмарке до самого закрытия вместе с местным полицейским, потом пошли в отделение. Связавшись с нашим участком, меня нашли. Мама рыдала и то вваливала мне подзатыльник за подзатыльником, то душила в объятиях. Отец своей бледностью напоминал вампира. Ещё неделю меня никуда не пускали, в наказание лишив сладкого и мультиков. Впервые в жизни я не сопротивлялся.
Тогда я понял, что нельзя рассчитывать только на себя, как и нельзя себя переоценивать. Послушайся я маму или хотя бы попроси у взрослых помощи, ничего не случилось. Но это событие должно было стать мне уроком, и оно стало.
Я всё ещё недолюбливаю главную площадь города. Когда я иду по ней, мне чудится, что я потерялся. Остался один. Не знаю, куда идти. Но к счастью, я научился полагаться не только на себя, но и на близких и больше не теряюсь ни в каких жизненных ситуациях.
Лайкова Алёна