Вот уж не знаю, зачем студентку филфака рисуют тургеневской бабой в белом блузоне и туфлях-лодчонках

 

Вот уж не знаю, зачем студентку филфака рисуют тургеневской бабой в белом блузоне и туфлях-лодчонках Всю из себя пасторальную. В буклях, быть может, или с косой. С томиком Бродского, французским

Всю из себя пасторальную. В буклях, быть может, или с косой. С томиком Бродского, французским прононсом и непременным желанием съебать на метле к средней руки прозаику с жилплощадью в центре Москвы. Вы студенток филфака-то видели Вот, посмотрите. Первый курс, как с куста бересклета. На будущем светоче русской словесности красный комбидресс с замочком на тайном внедрилище, кожаные говнодавы с платформой девять и три четверти и макияж альтернативной духовности. Пятый этаж общежития, 26 девочек и четыре мальчика. Трое — с экономического. Страшные, как сыновья ноги Панина, но популярные, потому что без вариантов. Четвертый в очочках и с диссертацией по Баратынскому. «Приму» курит. Плакат Бритни Спирс на стене.
А в паре километров по железной дороге институт физкультуры и спорта, где картина обратная. Значит, где-то надо брать все эти комбидрессы и говнодавы, помады «снежная вишня» и шампуни «спасительный огурец». Вон он, на полке. Телесного цвета, как все нормальные огурцы.
А где брать-то Девяностые на дворе. Мы со Светкой торговали по подъездам китайскими утюгами, наследница меценатов Демидовых — дешевой косметикой, а будущая специалистка по Шекспиру — бухлом в ночном караоке. Остальные ничего не делали и приходили к нам за бельем и брильянтами по случаю внеурочных чтений Пушкина в общаге физкультурников. Такая жизнь.
Любимой книжкой на первом курсе был «Жихарь» Успенского и «Вальпургиева ночь» Ерофеева. Первая читалась в истерике, вторая — в запое. Весь филфак это два положения тумблера: от истерики до запоя с перерывами на выгул красных кружев по обиталищам пролетариата.
Тургеневские давно бы в мармеладовские скатились, а мы — ничего. Выжили. И даже полюбили в итоге сраного Шекспира — но это секрет такой тайный в секретной тайной железе. До сих пор с красным кружевом не гармонирует: ты либо в Шекспира облачайся, либо застежку в трусах тереби. Потому что если одновременно то не заметишь, как из тургеневских переродилась в бальзаковскую, а бежевый огурец он и ныне там. Вон, на полке. Стоит, олицетворяет.
Алёна Чорнобай

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *