Люди романтизируют зло, пока не столкнутся с ним лично…

 

Люди романтизируют зло, пока не столкнутся с ним лично... Вадик был золотым парнем. Он нравился моей маме, отцу и подругам, сама я его обожала. С ним было легко. Когда Вадик наведывался в гости,

Вадик был золотым парнем. Он нравился моей маме, отцу и подругам, сама я его обожала. С ним было легко. Когда Вадик наведывался в гости, в доме становилось светлее и радостнее, словно его улыбка освещала всё вокруг подобно прожектору. Он вдыхал жизнь в любые посиделки, сводил на нет чужие ссоры и горести. Вадику хотелось довериться. Он никогда не подводил и был рядом в любой неприятности.
Одна с ним была беда очень уж восхищался зэками.
Уж не знаю, откуда он это взял: со двора ли, от друзей Из подержанной иномарки вечно звучал шансон. Когда Вадик выдавал что-то вроде «Экспроприатор огонь, надо пересмотреть БП», мне казалось, что я говорю с иностранцем. Преступников Вадик считал за Робин Гудов, не побоявшихся бросить вызов обществу и власти. Стоило мне хоть на время забыть об этой досадной особенности друга и случайно затронуть близкую тему, как я выслушивала лекцию о нелёгкой доле арестантов. Я невольно запомнила имена всех несправедливо осуждённых, заучила с десяток слов на арго, научилась узнавать с первых слов песни Михаила Гулько. А вот то, что меня от этого давно тошнило, никого не трогало.
Сначала я терпела молча, потом начала спорить. Вадик лишь смеялся, преданно защищая свои идеалы. В его устах зэки и правда становились благородными рыцарями, лицом страдающего народа, противниками государственного произвола, пострадавшими за правду. От рассуждений, как тяжело матерям ждать сыновей с зоны, как тоскуют семьи по сидящим за решёткой отцам, я невольно скрипела зубами. Ни новостные сводки с деталями преступлений, ни твиты жертв грабежей или хулиганств не помогали Вадик находил десятки оправданий для своих кумиров.
Когда мне казалось, что дальше он зайти уже не может, случилось событие, ещё больше перевернувшее его, а следом и мою жизнь. Тем днём Вадик забирал меня на машине. Стоило мне сесть рядом, как Вадик обрадовал новостью, что встретил друга детства. Давным-давно они разошлись по разным школам, и теперь вот везение! столкнулись в очереди на заправке. Вадик едва узнал Гошу, так тот изменился возмужал, побрился налысо, стал веселее и наглее. Приятель, напротив, узнал Вадика сразу. Всю дорогу, весь этот и следующий дни Вадик рассказывал мне о Гоше взахлёб, а я всё думала, как образумить друга.
Гоша нигде не работал. Кормился он угонами авто, объясняя, что «в России честность никому не нужна». За плечами Гоши был условный срок по малолетству, на плече татуировка сомнительного содержания. Единственное, что, к сожалению, в нём было хорошо его красноречие. Он талантливо плёл небылицы и перевирал факты, чтобы вызвать у окружающих доверие, сочувствие, симпатию. Встреча с ним окончательно убедила Вадика, что воры люди благородные и обиженные судьбой. Своего нового приятеля он рисовал исключительно в белом свете, восхищаясь и его дерзостью, и «нонконформизмом». Всё чаще я слышала от Вадика презрительные высказывания в адрес полиции, бизнесменов, чиновников, всё чаще в его речи проскакивали «блатные» словечки. Друзья Вадика поддерживали его, родители сыном никогда не интересовались, и я чувствовала себя беспомощной перед лицом крепчающего маразма.
Да пойми же, он преступник! билась я в бесконечных спорах.
Вадик злился, но не отступал.
Этот преступник получше «честных» людей, возражал он уверенно. Общество несправедливо к таким, как он. У Гоши есть принципы, и он их не предаст, в отличие от мусоров.
Я всплёскивала руками, запальчиво что-то доказывала, предлагала подумать о тех, кого обворовывает «честный» Гоша. Бесполезно. Как зашоренный Вадик не отступал ни на шаг от своих обычных аргументов, и мне становилось всё труднее выносить его наивность.
Лишь однажды мне показалось, что я могу привести его в чувство. Когда я уже начинала побаиваться его друзей и рассуждений, Вадик как-то встретил меня непривычно тихим. Всю дорогу он хмуро смотрел вперёд, в разговоре участвовал вяло. Пару раз попытавшись его расшевелить, я наконец настойчиво спросила, что случилось. Рассеянно покачав головой, Вадик ответил:
Не знаю. Гуляли с Гошей, базарили, всё ладом было. Он покосился на меня, с трудом заговорил понятнее, подбирая слова. Увидели на улице девушку, миленькую. Гоша к ней подошёл, они поболтали. Вадик поморщился. Он так улыбался заразительно, она вся расцвела! Думал, познакомились. А потом возвращается Гоша ко мне, достаёт её телефон, кошелёк и так хвастливо говорит: «Учись, как надо». Когда Гоша ушёл, она ко мне ещё подходила, просила в полицию позвонить, плакала, что обокрали. Вадик снова помотал головой, постучал пальцами по рулю. Неприятно было.
Я молчала. В душе затеплилась надежда, что лёд тронулся. Вдруг наглядный пример научит его хоть чему-то
Но на следующий день в машине Вадика снова звучало «я убегу, чтобы свободно вольным воздухом дышать», а вечером он снова болтался по району с Гошей. В тот день я смирилась. Выйдя из старого «опеля», помахала рукой, печально улыбнулась другу.
Я этого больше не выдержу, сказала я честно.
И не прощаясь вбежала в подъезд.
Неделю мы не общались. Сначала я игнорировала любые попытки возобновить контакт, потом и Вадик, обидевшись, прекратил меня искать. Может, и к лучшему. В ушах наконец перестали звучать надоевшие мотивы, а в голове без спросу всплывать слова «на фене». Я вздохнула свободнее. Та грязь, что пришла в мою жизнь с навязанной тюремной романтикой, исчезла, и я наслаждалась нормальной речью, простыми разговорами, беззлобностью. Однажды утром я чуть не столкнулась во дворе со знакомым «опелем». Несколько пацанов в спортивных костюмах промчались мимо, весело гогоча. Вадика среди них не было. Я пожала плечами, равнодушно посмотрела им вслед. Пусть хоть совсем отдаёт им машину. Меня это больше не касалось.
Через пару дней Вадик снова встретил меня во дворе мрачный, серьёзный. Я хотела пройти мимо, но друг осторожно придержал за рукав.
Подожди.
Я окинула быстрым взглядом его непривычную без «фрака в три полоски» фигуру. Заглянула в лицо.
Да
Вадик опустил взгляд, а потом резко бросил:
Я был идиотом. Полным кретином. Прости, что всё это время не слушал тебя.
Я удивлённо подняла брови. Пнув ногой мелкий камешек, Вадик продолжил:
Мы с Гошей больше не друзья. Знать его не хочу. Обещаю, больше ты ни о нём, ни об уголовниках не услышишь.
Что, даже шансона в машине не будет спросила я с недоверчивой улыбкой.
Вадик грустно усмехнулся.
Машины не будет, Оль, машины. Он покусал губу. Угнали её.
Я распахнула глаза. Вспомнила тех пареньков, умчавшихся на «опеле». Его «опеле», на который Вадик копил больше года, который больше месяца выбирал, объезжая владельцев всех объявлений. Так вот в чём дело
Угнали Кто-то вроде Гоши спросила я тихо.
Вадик кивнул.
Кто-то вроде Гоши, признал он сухо.
Ещё несколько секунд я смотрела на него, а потом, вздохнув, взяла под руку.
Пойдём в парк примирительно предложила я, гадая, как бы его поддержать.
И мы спокойно, как в старые времена, побрели по дорожке.
Вадик не соврал с тех пор его восхищение преступным миром умерло как по щелчку. Он нашёл работу получше, по профилю. Накопил на хорошую, хоть и старенькую машину. С Гошей Вадик больше не виделся. Лишь однажды в местных новостях я увидела знакомое имя и бритую голову. Короткая заметка говорила, что парня посадили за распространение наркотиков в школе.
Больше мы о нём не слышали.
©Лайкова Алёна

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *