Истории из жизни реальных людей
— Она уже неделю молчит! Даже больше! Мадам Карельман, Вы же мудрая женщина! Нет, Вы скажите, почему она молчит
Не знаю, чем на этот раз ему могла помочь моя мать
Я его знал с детства. Он развозил дрова, уголь, керосин. Очень добрый, он позволял нам, пацанам, цепляться за его фуру, а иногда, даже катал на ней, давая держаться за петлю вожжей свисавшую из его, пропахших керосином, рук.
Большой и громоздкий, он чем-то напоминал своих биндюгов. И выглядел он таким же мощным, смирным и беззащитным как и его кони — особенно когда они стояли с торбами овса на мордах, пока он продавал свой товар. И фамилия у него была, как бы сродни лошадиной — Биндюков.
К моей маме он питал большую привязанность. Она, иногда, писала под его диктовку письма к его родне в Балту, и давала немудреные советы. Это даже не были советы. Просто она умела слушать, а собеседник выговорившись, сам приходил к какому-то решению.
Очевидно, в знак особого уважения, Биндюков называл мою мать по фамилии, с принятым на юге Украины обращением «мадам». А мама обращалась к нему, — товарищ Биндюков, как и все его клиенты.
Имени его я не знаю и по сей день.
А невесту его звали Басей.
Он, однажды, привел ее к маме, вроде как на смотрины, и по-моему, остался доволен впечатлением произведенным на мать этой симпатичной девушкой, онемевшей от визита в такой «приличный дом», в который так запросто вхож ее жених.
На этот раз, кроме неизменного чая с вареньем, на стол были торжественно поставлены рюмочки и графинчик. Да и стол был накрыт в комнате, и отец принял участие в беседе, вращавшейся вокруг погоды и видов на урожай, в которых, никто из нас не разбирался.
В общем, все прошло на «высоком уровне».
Вскоре мы переехали в Одессу. Товарищ Биндюков помог нам упаковать и определить в багаж наши пожитки.
На вокзал, к отходу поезда, они пришли почти втроем, и принесли гостинец — пирог с вишнями. Бася смущенно принимала поздравления по поводу ожидаемой дочки, которую заказал товарищ Биндюков, о чем он и сообщил с нескрываемой гордостью.
А потом была война…
В начале пятидесятых годов товарищ Биндюков вновь появился в нашем доме. В Одессе.
Он прошел всю войну, как принято говорить, от звонка до звонка. Солдатом. На его груди красовались боевые ордена и медали, которые тогда не стеснялись носить и в будни. И еще, нашивки за ранения.
Но это был уже не тот товарищ Биндюков,- это был товарищ Биндюков, еще более молчаливый, прошедший пол-Европы, повидавший как живут и гибнут люди и лошади.
Заматеревший, он уже походил не на тягловую лошадь, а на зоркого, могучего вожака косяка, готового ежеминутно вступить в бой за утверждение своих прав.
И был он уже не при лошадях,- он работал чуть ли не директором рынка. Одесского рынка.
Мою мать он по-прежнему велиичал «мадам Карельман».
Вскоре после встречи, мы получили приглашение на день рождения Баси.
— Наша соседка, тетя Роза — представил товарищ Биндюков уютную пожилую женщину зябко кутавшуюся в роскошную шаль со свалявшимися кистями, — Розалия Алексеевна. Наша Розочка. Вы же знаете наши коммуналки, — так за три года мы ни одного громкого слова… Ну, прямо-таки родные.
Кроме нас и тети Розы, на вечеринку были приглашены и несколько сослуживцев товарища Биндюкова. А когда все начали усаживаться за стол, в комнате возник внук тети Розы, (еще тот внук!) и начал пальцами хватать что повкуснее, разоряя непочатую красоту стола.
А разорять было что:
стол, казалось, присел от тяжести яств. Все было сотворено Басиными руками: салаты и салатики, паштеты и паштетики, жареный чирус, тающий на губах, домашняя украинская колбаса, залитая смальцем, стояла прямо в глечике, и, наконец, гордость хозяйки — дымящиеся огненно-красные перцы, фаршированные чем-то пылающим. И все это запивалось молодой розовой шаслой, еще мутной и пенящейся, еще хранящей запах винограда и накачивающей в жилы тепло лета.
Бася цвела, излучая радость гостеприимства. И, вообще, она цвела, цвела той красотой здорового тела, пышности и какой-то ленивой грации, — красотой, присущей молодым женщинам на юге Украины, делающей привлекательными даже дурнушек.
— А торт, так Розочка спекла. Може вам и дасы рецепту, а мени так ни, — доки я жива, Бася, тоби торта завжды забеспечено. Да вы куштуйте, дывытеся як усего богато,- пододвигала она торт,- може ще чаю
Но, несмотря на почти стерильную чистоту квартиры, а может быть, именно благодаря, ей и множеству дорогих и редких игрушек, аккуратно расставленных на комоде и полках спинки дивана, создавалось впечатление, что жизнь в ней начинается с нуля. И только тетирозин внук, на которого Бася смотрела влюбленными глазами,- нехай дитына пограется, — вона ще малэсенька,- внес в квартиру что-то жилое, домашнее, разбросав игрушки по всей квартире.
Через некоторое время нам был нанесен ответный визит.
Он пришелся на то время, когда студенты сдают экзамены, и цветет белая акация, события почти, несовместимые.
Он пришелся на душный безветренный вечер, насыщенный проникающим во все поры запахом неги и любви.
Мне сдается, что характер одесситов, в немалой степени формируется под влиянием цветущей акации. Разве может нормальный человек работать, сдавать экзамены и, вообще, заниматься какими-нибудь делами, когда цветет белая акация…
— Наверно вы правильно решили,- воздастся вам,- доносился сквозь эпюры балок, заделанных консольно, и образов совсем не имеющих никакого отношения к сопромату, голос матери,- но лучше уезжайте. Если хотите жить спокойно, то лучше уезжайте. Бросайте вашу работу. Квартиру можно сменить, скажем, на Николаев или Херсон, — ну кто откажется жить в Одессе. Ну, будет не такая работа, другая. Ну, будет вас трое. Ну, так что же! Прокормите. Вы же молодой, здоровый…
Монолог матери время от времени прерывался всхлипываниями Баси, тихим гудением товарища Биндюкова и гнетущей тишиной, заполненной шуршанием листвы за окном.
А когда штормы начали размывать пляжи и выбрасывать на берег валы водорослей, остро пахнущих иодом, гнилью и жизнью, мы получили приглашение на «внеочередной» день рождения.
Именинница была очень похожа на маму и папу. Такая же курносая как мама и с такой же толстой косой, но цвета как у папы,- медно-рыжего. Да и не могла она не быть непохожей, — Биндюковы объехали многие детдома, расположенные в Одессе и близлежащих городах, выискивая девочку похожую на них. Когда же их выбор был окончательно сделан, они совместно с воспитателями разработали версию, что, наконец-то, нашлись Леночкины родители, потерявшие ее во время бомбежки эшелона.
И, вот, мы присутствовали на ее первом дне рождения после того, как она была «найдена родителями».
Стол был просто шикарным. Бася превзошла самое себя, а Розалия Алексеевна блеснула тортом, состоящим из десяти разных по вкусу частей — по числу лет именинницы — и в каждую часть была воткнута свечечка.
-Пап, а сколько поставить тарелок- звенел Леночкин голосок.- Мам, а вилки взять те, что для гостей Да, мама И даже когда в этом не было необходимости, она находила предлог, чтобы произнести эти простейшие слова — мама и папа.
Гостей минимум: Роза Алексеевна, Басин брат и наша семья, — в общем, только посвященные.
Праздник удался на славу. Раскрасневшаяся, возбужденная Леночка, сидела между мамой и папой, сияя рыжими волосами. Время от времени то щекой, то рукой касалась она родителей, как будто хотела убедиться, что они здесь, рядом. И даже то, что старинное блюдо, на котором Розалия Алексеевна торжественно внесла торт, было расколото, в процессе освоения торта, нисколько не омрачило того приподнятого настроения, которое царило за столом.
— На счастье,- улыбнулась тетя Роза, — все равно оно было с трещиной. На счастье!
Пронизывающий ветер разгонял насыщенный изморосью туман, одевая ветви деревьев в сверкающий разноцветными огнями лед — отражение вывесок и реклам, превращая город в праздничную сказку. Редкие прохожие, шморгая простуженными носами , нелепо взмахивая руками, балансировали на отполированных морозом плитках тротуара, мечтая не попасть в травматологию.
Изрядно навеселе, поддаваемые шквальными порывами, поддерживая мать, а точнее, поддерживаемые ею, добирались мы домой, рассуждая о том, как повезло Леночке и, особенно, Биндюковым.
А когда под ветрами сухо зашуршали стручки акации, а с конских каштанов стали опадать плоды, похожие на морских ежей, стараясь прицельно шмякаться на головы прохожих, заявился товарищ Биндюков. Один.
Он долго молча сидел, даже не прикоснувшись к традиционному чаю и вдруг, его лицо перекосила гримаса боли и растерянности и он заплакал. Тихо, беззвучно.
— Вы мудрая женщина, мадам Карельман, чтоб я пропал! Вы же мне сказали,- товарищ Биндюков, получайте свою девочку тай тикайте з той поганой Одессы,- вы же знаете за нашу одесскую публику, чтоб она провалилася!
Вот, помните, когда выкинули босоножки з Индии, так приходит Леночка з кухни, лица на ней нет, и спрашивает. Ни тебе мама, ни тебе папа, и спрашивает,- я сирота
— Какая муха тебя укусила, Леночка- Говору.
— А тетя Роза меня пирогом угостила. Смотрит на меня, и слезы вытирает. — Сердце рвется на шматки,- говорит,- как я на тебя, сиротку, гляжу.
— Ну, что я ей скажу Я к этой стерве, извиняюсь. Чтоб у нее на голове прыщи выскочили!
— Розочка,- шепчу,- зачем вы это сделали Скажите ей что-нибудь!.Что это неправда, что пошуткувалы…
— А что, уже пожалеть сиротку нельзя И что же такое я сказала
— Сволочь,- кричу ей,- фашистка недобитая, жалко тебя фашисты не повесили!
— Нет, вы только посмотрите на него! Вже слово нельзя сказать! Что вы мене рот затыкаете! Нет, вы только посмотрите на него! Вже в Одессе за правду нельзя сказать! Нет, они заставляют сироту мыть посуду, а я так должна смотреть и молчать! Вы мене еще за это ответите!
— Так спрашивается: зачем нужна мне тая работа, тая квартира и бебехи если Леночка молчит Бася ходит вся страшная как война. Как щепка стала. А Леночка молчит. Ну, почему она молчит Вы же мудрая женщина, мадам Карельман. Ну, скажите же что-нибудь. Ну, почему же вы молчите
Изра Криворучко