Истории из жизни реальных людей
Увидел эту старую фотографию Александра Кустова и вспомнил одну незнакомую, но судьбоносную для меня девочку. Далёкий 83-й, мне девять. Шумной ватагой пацанов едем на футбольный матч на Текстильщик. Троллейбус залит вечерним солнцем, мы с Лёшкой наперегонки ковыряем палочками подтаявшее жёлтое фруктовое мороженое в стаканчике за шесть копеек. Вкуснецкое было лакомство. Я, как водится, обляпался. А Лёха чистый, аккуратист хренов, пока я, с майки сладкие пятна слюнями оттирал, он последние капли доскрёб и победно так палочку облизал. Наша остановка, ломимся к двери, все выходят. Мужики жужжат, как шмели. А нам не терпится, бежим к водителю с молящими глазами, та понимающие улыбается и с грохотом открывает нам переднюю. Огибаем троллейбус спереди, машем ей, сейчас главное перебежать дорогу, и мы первые у касс. Я впереди, и тут меня за рукав кто-то дёргает. Стоит малявка, вот точно как на фото, с васильковыми глазами: ты зонтик забыл. Сует мне в руки зонт и улепётывает. Леха тем временем обгоняет меня, секунды, смеётся. Он делает пару длинных шагов, глухой жуткий удар, лёшкин вскрик, визг тормозов. Я ничего не соображаю, все кричат, бегут куда-то. Внутри клокочет ощущение беды, подбегаю к толпе на дороге. Возле красного жигуля у бампера на корточках, закрыв голову руками, сидит лысоватый мужик. Я перевожу взгляд, много людей, мельтешня, но видны лехины ноги в потрепанных кедах, и сам он лежит ничком на асфальте с неестественно согнутой рукой. Из под него вязко растекается красная лужа. Дальше всё туманом, скорая, ещё одна, милиция, люди перебивая друг друга кричат. На футбол мы, конечно, не пошли, а побежали с тёте Люде, маме Алексея.
Она открыла, улыбается, а глаза молящие и тревожные.
— Тёть Люд, там Лёшку машина сшибла, мы на футбол бежали, там троллейбус, он не знал, в больницу его — наперебой орали мы куски фраз.
— Да да — сказала она стеклянно и как-то обмякла вся. — Капусту дожарю. Сейчас.
Она пошла на кухню, мы за ней, толпимся нервно в проёме, смотрим на её спину у плиты. А спина острая, будто тисками сжатая.
— Да, что ж это я — поворачивается она к нам, глаза потерянные, углы губ дрожат. — Я там Мусю уложила спать, побудьте, я сбегаю…
Это были первые похороны в моей жизни. Он лежал, как живой. Спокойный, задремавший. Нос только заострился, веснушки побледнели, на виске портновский шов. Я положил ему в гроб вьетнамскую марку с закатом на озере в окружении гор. Он давно хотел у меня её выменять. Я держался изо всех сил, чтобы не заплакать, меня колотило изнутри, слабели ноги. Трусливо украдкой смотрел на посеревшее остановившееся лицо тёти Люды, мне хотелось крикнуть: это же я должен был, он обогнал меня…
И тут в голове очутилась та девушка с васильковыми глазами, она смотрела на меня ласково и тихо улыбалась. Кто она, где она, эта девочка, оставившая меня жить.
Андрей Данилов