Истории из жизни реальных людей
Если бы я родился в другом месте, у других людей. К примеру, в Париже, в семье актёров. Я бы сейчас сверкал на экранах, блистал бы в ролях, искрился бы, отражаясь в пузырьках «вдовы Клико» на красной дорожке под надоедливыми вспышками, и жутко бы не любил папарацци. Совал бы им в морду пятернёй, и меня бы оттаскивали двое милая брюнетка и дивная блондинка. А я бы всё бросался на негодяя, крича: «Пустите, я ему покажу!», а девушки бы меня не пускали, шепча: «Нам! Лучше покажи нам!». А потом в номере, шутливо переругиваясь, они швыряли бы друг в дружку пирожные, и, перепачкавшись кремом, просили бы их отмыть. А я бы раздражённо уходил, и стоял бы на балконе роскошного люкса, размышляя о жуткой актёрской доле и проклиная свой гениальный талант и мужественную ямочку на подбородке.
Или вот, родись я, например, в семье техасского магната — я бы всюду ходил исключительно в белом. По заводам — в белом, по фабрикам. В шахты спускался бы — в белом. В рудники. Нефть бы свою щупал белыми перчатками, уголёк бы ими ворошил. А мне бы все шёпотом кричали: «Вы же испачкаетесь, испачкаетесь!». Но я бы их не слушал, и по локоть, по локоть
А оттирали бы меня двое — блондинка, брюнетка, и ещё двое. Слюнявили бы свои кружевные платочки и оттирали, сами при этом пачкаясь, заливисто смеясь, и шутливо швыряясь друг в дружку антрацитом. А перепачкавшись, просили бы их оттереть. На что я, говорил бы: «Не время! Работы невпроворот, народ кормить надо!». И шёл бы к народу. И кормил бы его с белой руки чёрной икрой, на примере одной очень известной голливудской артистки, и она бы всё это слизывала.
А потом на вертолёте мы летели бы на белую яхту, и стоя под морским бризом, я бы рассказывал ей о своей жуткой доле, и о чрезвычайной маркости белого цвета.
А в Букингемский дворец меня бы умоляли надеть чёрное. Мне бы говорили: «Пожалуйста, ну один разок, как-никак королева!». А я бы им отвечал: «Нет!». И все, на приёме были бы в чёрном, а я — в белом. Я и королева! И я бы говорил ей: «Ну, Лизонька!», и кормил её с руки, а она бы смеялась и слизывала
А, если б я, скажем, родился в семье члена политбюро, я бы сейчас, несомненно, сидел в Думе, и принимал бы законы. Законно бы всё принимал, и думал бы исключительно о народе. А он бы меня любил. Целовал бы меня украдкой в портрет. А я бы висел в золочёной рамке, погружённый в думы, и остро болел бы оттуда за него всей душой.
А утром клеймил бы в микрофон бездушных чиновников, отчего им было бы стыдно, и они отдавали бы мне половину. А от микрофона меня бы оттаскивали двое секретарша-блондинка и референт-брюнетка. Шепча: «Не доводите себя! Лучше доведите нас!». Но я бы всё колотил кулаком по столу, брызжа слюной. А они бы просили позволить им меня цитировать. И я бы позволял.
После чего с новыми силами бросался бы искоренять коррупцию, и без разбору хватал бы за руку всех взяточников, крича им: «Это что взятка Вы предлагаете мне взятку!». А они бы отвечали: «Что вы, что вы это на народные нужды!», и краснея, пятились бы задом. А я, глубоко задумавшись о народной нужде, даже не пересчитывал бы
Эдуард Резник