
Начала так непринуждённо, но весьма тривиально: А какая литературная героиня у тебя самая любимая
А он мне тут же, не задумываясь:
Старуха-процентщица из «Преступления и наказания».
Я, прифигев немало: «Почему!»
Подросток с достоинством и глубокой убежденностью в голосе:
Знаешь ли, мама, в те давние времена женщины, как правило, были далеки от бизнеса. Кроме того, не изучали в должной мере математику и экономику. Эта процентщица была очень продвинутой и передовой для своего времени женщиной! И заметь: она содержала беременную сестру Елизавету! Сама себя обеспечивала и другим давала жить. А тут, понимаешь, выскакивает какой-то полоумный с топором и хрясь!
Одну из достойнейших женщин того времени убили, исключив сразу из сюжета. А так было интересно бы почитать поподробнее, почему она выбрала такую работу, как вела дела Гораздо интереснее и полезнее, чем про душевные муки убийцы.
Больше я ничего не спрашивала.
Анастасия Николаева
Самый любимый персонаж из басни Ворона и Лиса — это сыр. Спокоен, сдержан, молчалив и терпелив. Его не волнуют разборки между персонажами и собственная участь ему тоже безразлична. Он познал дзен.
3.14здешь. только под седую перхоть начинаешь переосмысливать классику. не мог так юный щень ответить. мы часто приписываем детям наши мысли. сама грешна.
вот только сегодня в Муме истины искали. дети, хоть умны и прозорливы, смотрят поверхностно, это мы улавливаем «у всяких бед одно начало…»
Что Лиза была слабоумной — помню. А вот чтобы беременной — нет
Лизавета была инвалидом детства…
Очень сомнительно, что Лизавета была беременной, но то, что современный школьник это предполагает, говорит о том, что он отлично знает текст. По поводу «беременности» вот комментарий от лучшего на сегодняшний день знатока и исследователя «Преступления и наказания» доктора филологических наук Б. Н. Тихомирова: «К сведению (чтобы знать, откуда ветер дует): Даже в журнальной редакции (по недосмотру Ф.М.) был напечатан фрагмент, являющийся рудиментом ранней редакции. Настасья говорит: » А ведь ребенок-то лекарский был! <...> Вот этого, лекаря-то твоего (т.е. Зосимова). Сама сказывала (Лизавета)». В висбаденской же редакции та же Настасья говорила: «Ведь ее ж потрошили. На шестом месяце была. Мальчик. Мертвенький». Однако главный вопрос: почему Ф.М. отказался от этого решения, которое изначально было в его творческом замысле?»