ДЕД ПЕРДЕД

Деревня, где жена с Артёмом отдыхают каждое лето, появилась в моей жизни вместе с женой. Не в том смысле, что к жене полагалось приданое в виде деревни, хотя было бы неплохо, конечно. Там живут ее родственники.
Я бывал в этой деревне наездами, проводил отпуска. Друзей толком так и не завёл сложно найти родственную душу в местечке, где кур в разы больше, чем людей, чисто статистически. Отдаленным подобием дружбы можно считать мое общение с Дедом Пердедом.
Это был местный старичок, во многом выдающийся. Первым и главным выдающимся качеством Деда Пердеда было то, что он выжил. Мужики в деревне вымирали эпически, как динозавры. Большинство полегли на фронтах отечественной войны с водкой. То тут, то там вдоль деревенских дорог, дорожек и даже тропинок торчали придорожные памятники. Деревню поразила настоящая эпидемия глупых смертей: каждому второму можно было выдавать премию Дарвина посмертно. Кто в луже утонет (в луже буквально), кто выпадет из трактора себе же под колёса, кого просто не найдут в трёх местных соснах: ушёл человек и сгинул. Какой-нибудь заезжий журналист мог бы повести речь о геноциде, если бы заехал. Но что это за геноцид, когда никто никого не убивал. Разве что геноцид родного неба, висящего слишком низко.
А Дед Пердед выжил, хотя пил не меньше других. И даже умудрился пережить свою бабку, что по меркам местной демографии было и вовсе моветоном. В деревне Дедом Пердедом гордились и даже рассказывали о нем в соседних, менее урожайных на дедов, районах. Если бы в деревне был зоопарк, Деда Пердеда демонстрировали бы там рядом со слонами. Еще бы целый живой дед.
В деревнях своеобразное представление о возрасте. Нередко можно услышать про некую «старушку» Петровну, а ей ещё нет и шестидесяти. И пока старушка Петровна ковыляет по улице в образе бурановской бабушки, ее ровесница Мадонна за океаном вполне себе задорно скачет по сцене. Но в случае с Дедом Пердедом все было честно. Ему уже катило под восемьдесят, весело и легко, под горочку.
Дед не был Пердедом по паспорту. Не ради такого он явился на свет, конечно. Наверняка мечтал стать космонавтом. Это история про прозвища, которые нас выбирают. Пердедом его прозвали дети, довольно давно. Одно время он подрабатывал в школе сторожем, и, по единодушному мнению, сторожем был строгим: ни одна муха не пролетит, не говоря уже об упитанном школьнике.
Наша дружба с Дедом Пердедом была своеобразной. Он часто зазывал меня к себе, когда видел идущим мимо по улице, чтобы ругать москвичей. В его картине мира я отвечал за милый сердцу каждого мыслящего человека образ врага.
Ну что там, в твоей Москве, пидоры прямо по улицам ходят
Я остро ощущал себя просвещенным европейцем, который через прорубленное Петром окно должен немедленно протянуть дремучему русскому мужику эликсир просвещения.
Не пидоры, дед, а геи.
Пожилой собеседник подчеркнуто косо смотрел на меня и говорил:
А, ну-ну. А ты разбираешься, как я погляжу.
А еще Дед Пердед любил подоставать свою соседку, Зою Ивановну. Естественно, для неполиткорректного старикана она была никакой не Зоей Ивановной, а просто Зойкой, точно корова. По своему психотипу Зоя Ивановна помещалась где-то посередине между Мадонной и бурановской бабушкой. В свои семьдесят по сцене она не скакала, правда, и колобком, медленно катящимся по деревне на кладбище, не прикидывалась. Зоя Ивановна была не замужем. То есть, когда-то муж у неё имелся, но по пути потерялся. Ненадежная это инвестиция на Руси муж. Целыми днями Зоя Ивановна возилась на своих грядках, начинавшихся сразу за забором Деда Пердеда. Этот забор был их социальной сетью, этаким деревенским фейсбуком. Дед Пердед адски жег через забор в комментах.
Обычно мы с ним усаживались на крыльцо его дома, смотревшего ровно на огород Зои Ивановны, выходили в интернет. Мы лузгали семечки прямо из подсолнуха листали ленту. Дед Пердед ценил меня настолько, что выдавал мне отдельный подсолнух. Я гордо держал его перед собой, развалившись на ступеньках, словно дайкири на Бали. И Дед приступал. Большинство реплик Зоя Ивановна парировала как Зоя Ивановна, цензурно и чинно, но время от времени срывалась в Зойку, и тогда Цукерберг приходил ее банить лично, в обличье внучки, которая высовывалась из окна и кричала, чтобы бабушка оставила этот пень в покое. И речь шла вовсе не о грядках, где все давно уже было выкорчевано.
Под их ругань было хорошо дремать.
Вот чего, она, дура, кулубнику сажает, теребил мое полусонное тело дед, ей капусту сажать надо.
Какую капусту, зачем не понимал я спросонья.
Ну как, от капусты же у баб енти самые растут, ну, енти…
Дед Пердед по мере сил старался щадить мою европейскость и по будням не ругался. Вместо этого он складывал ладошки чашечками и покачивал ими в районе своей безнадежно впалой груди.
Что растут, вторичные половые признаки, это ты имеешь в виду уточнял я.
Тьфу, гей ты московский, какие признаки, сиськи, сиськи растут!
Я трагически закатывал глаза.
Зойка, решал немедленно поделиться своей гениальной теорией Дед Пердед, на хрена ты кулубнику сажаешь, капусту, капусту сажай, глядишь, енти самые, признаки, на старости лет отрастут!
После своего откровения Дед Пердед обычно начинал издавать клокочущие звуки, словно у него лопнула аорта. Я так и не смог окончательно привыкнуть к его смеху.
Эээ, задумчиво произносила в ответ Зоя Ивановна, включая Зою Ивановну, ты лучше на морковку свою посмотри! Вон, уже поди восемьдесят годков ее поливаешь, а все никак не вырастет.
Морковку, какую морковку спохватывался Дед Пердед, у меня отродясь в огороде морковки не было…
И правда, не было в огороде Деда Пердеда морковки одни сплошные подсолнухи.
Мне кажется, еще какие-нибудь лет десять, и Дед Пердед с Зоей Ивановной поженятся.
Олег Батлук

Источник