Истории из жизни реальных людей
И вот здесь он, конечно же, шельмец, соврет. Потому что я знаю этого человека давно, и в том числе знаю за ним такой период, когда он страстно искал познания невидимого и в этом искании искренне уверовал, что способен полюбить ближнего своего. Но хуже того: он втемяшил себе в голову, что и сам он при этом должен расти, развиваться, становиться лучше, добрее, отзывчивее… и между прочим попросил рыбку золотую, чтобы открывалась ему душа всякого встречного-поперечного и он мог ее читать, как инструкцию к молотку. Или топору. Ну, то есть чтобы никаких особенных движений делать не приходилось по поводу этой души ближнего и ее прочтения, а просто, как дает всякий божий дар: раз и все душевные кишки и провода человека торчат наружу а ты стой и смотри. И все они подписаны, а не как проводка в старых домах, где пять хвостов из потолка и все пять коричневые. Или синие.
Стало быть, отсюда отчасти растут ноженьки у нашего врунишки. На, читай, говорят ему прохожие, которые вообще-то страсть как любят на собачек говорящих посмотреть. За лапку дернуть. Почесать животик. Чудо же, ну.
А как прочтешь, в тебя уже, как вилка в котлету, глаза воткнуты просящие: как, мол Прочел Увидел Понял Почувствовал Боль нашу. Печаль нашу. Юдоль нашу.
А теперь, будь добр, сочувствуй нам. Сострадай. Люби нас в немощи нашей, люби немощи наши и будь нам опорой и утешением в скорбях наших.
И ты такой: ееебаныйврот… и бежать. А хрен убежишь! Потому что, кому человек открывается, тот становится его рабом. Потому что теперь знает о нем то, о чем чужие не ведают. Значит, свой он теперь, родненький. А родненькие что делают Правильно. Родненькие это те, кто не вправе от вас отказаться. Кто обязан быть близко и разделять с вами ваше хорошее и ваше плохое. Даже если оно ему нахер не всралось.
Не буду врать снова, есть добрые люди, которые делятся и хорошим. Но это плюсик к их карме. Не к моей.
Я завсегда блаженным был, хучь и злым. Чипэнддейл, который спешил на помощь. Отхватывал пиздюлей, мне не предназначавшихся, и только упрямее становился и твердокожее в настырном стремлении победить зло добром.
Сейчас я большей частью своего времени сторонюсь людей и их душ. Откровений их и доверия. Потому что это всегда набор. Ты покупаешь за рупь кирпичик дыру заткнуть в сарае, а оказывается, что кирпич этот намертво пришкварен к могильному семейному склепу каких-нибудь ротшильдов. А склеп стоит миллиард, потому что вся земля на кладбище изначально принадлежала чете усопших… вуаля и ты счастливый обладатель ста тысяч в буквальном смысле мертвых душ, чьи земные останки не имеешь права по закону отторгнуть от места их захоронения. То есть построить какое-нибудь зарядье-2 не получится. И притом ты теперь до самой своей смертушки обязан платить в городскую казну за аренду земли в центре города.
Тебе говорят «привет», протягивают руку и вот, ты уже втянут в человека, в его жизнь и его деяния. Его отпечатки пальцев на твоих руках, а он понес твои кому-то еще, с кем будет сегодня здороваться.
И тогда в какой-то момент ты перестаешь подавать руку. Откликаться на свое имя. Реагировать на звуки и идентифицировать людей по своим личным воспоминаниям.
Тебе говорят: «если хочешь мне позвонить, звони…»
А ты стоишь в магазине, прижимаешь к груди батон докторской колбасы, банку маринованных огурцов и куб бородинского хлебушка. И понимаешь абсолютно ясно, как и то, что сейчас придешь домой и все это употребишь, что: не-а, не хочу я больше никому звонить. Ничего не хочу. Умерла так умерла.
Потому что нет никаких сил снова впрягаться в заботу о ком-то. Морочиться чужой жизнью и проживать ее за кого-то, пока своя жизнь подыхает, забытая, в прихожей, в луже ссанья, потому что ее забыли вовремя выгулять и накормить.
Видишь ли, в чем главная трагедия христианства: если бы каждый из нас сначала научился любить и уважать себя, нам не нужно было бы никого ни от чего спасать. Потому что каждый бы понимал меру своей ответственности за свое счастье и несчастье и не перекладывал эту ответственность на кого-то еще.
И, протягивая кому-то руку (сдачу за проезд, член, презент, обручальное кольцо), мы только этим бы касанием и ограничивались, не оказывая сколько-нибудь серьезного влияния на чью-то судьбу.