Однажды я нашел на помойке диско-шар

 

Однажды я нашел на помойке диско-шар Он лежал на земле отдельно от контейнеров и переливался на свету. Было в нем что-то даже живое, будто бы сам сюда прикатился, подставил зеркальный бок солнцу

Он лежал на земле отдельно от контейнеров и переливался на свету. Было в нем что-то даже живое, будто бы сам сюда прикатился, подставил зеркальный бок солнцу и лежит, ждет. При ближайшем рассмотрении оказалось, что шар этот самодельный, то есть кто-то вырезал его из большого куска пенопласта, потом разделил зеркало на сотни квадратиков и аккуратно приклеил по кругу — долгий трудоемкий процесс, сложная поделка — неужели не жалко было выбрасывать Я забрал шар себе и повесил его у окна, на солнечную сторону. Он отражал лучи, и они разбегались по стенам, а когда шар вращался (делал он это всегда по собственной прихоти), всё в комнате начинало летать и кружиться. «Вот такой у меня шар, крутани его», — говорил я каждому гостю, и мы вместе ахали и охали — как красиво. Скоро из той квартиры пришлось съехать, в новой места не нашлось, и я отнес шар в театр, где он недолго блистал на сцене, а потом был то ли увезен кем-то на дачу, то ли выброшен, то ли до сих пор лежит где-то за кулисами — судьба его неизвестна. Пожалуй, это была лучшая моя помоечная находка. Лучше советского дерматинового дипломата, который тоже лежал в стороне и всем своим видом говорил: «Я не мусор». Лучше старого тетриса, лучше хрустальной вазы, извилистой коряги, книги «Рецепты чувашской кухни», кипятильника, стертой иконы, найденной на развалинах одного дома, лучше игрушечного пистолета и прекрасного шерстяного пальто, которое заботливо повесили на вешалку, но взять его я не решился. Раньше, в школе еще, был у меня друг Миша. Мы с Мишей лазали по помойкам, заброшенным домам, чердакам и подвалам и всё время что-то искали. Есть в этом смотрении на оставленное, забытое и выброшенное что-то упоительное, уводящее куда-то пусть не в темноту, но в серость и туман.
Люди, часами бродящие по барахолкам (я), всегда несколько безумны: они рыщут глазами, спотыкаются на ровном месте, зависают, долго рассматривают каждую вещь, решительно уходят и решительно возвращаются, трогают, крутят в руках, нюхают. Как на меня недавно пахнуло корвалолом из кожаного саквояжа, оббитого внутри красным бархатом: тут же представилась Тамара Васильевна или Нина Иосифовна, цвет её помады, голубые или фиолетовые волосы, смерть от инфаркта, пустая, насквозь пропахшая лекарствами квартира.
Я иду между рядами и смотрю на аккуратно расставленные вещи. Продавцы этих вещей тоже заражены этой странной болезнью: они трепещут над каждой драной книжкой, над каждой куклой с оторванной головой, над каждым ржавым гвоздем. С полки на полку прыгают золотые блохи чьих-то воспоминаний, ползают невидимые гусеницы и летают ядовитые бабочки. Здесь все отравлены, как ртутью, переизбытком чужой памяти, здесь каждый предмет устал и хочет уже провалиться в бесконечную выручай-комнату, где под потолком висит мой шар, а хрустальная ваза ищет потерявшийся осколок.
Так и нас потом попредметно раздарят, частично распродадут, что-то совсем нелепое отнесут к мусорным бакам. Останется от нашей жизни дырявая шапка или продавленное кресло, или исписанная от руки толстая тетрадка в клетку — эту тетрадку показал мне один товарищ, тоже любитель порыться в помойке. Личный дневник мужчины лет, наверное, шестидесяти: каждый день, с 1999 по 2001, он делал небольшую заметку о своей жизни.
«Проснулся тогда-то, сходил туда-то, встретился с тем-то, погода была чудесной», — изо дня в день он зачем-то фиксировал всё, что происходило, старательно вел свою скучную хронику, никуда не торопился и никогда не позволял себе вольностей в изложении. Бумага от времени посерела, где-то размылись чернила, уголки покрылись плесенью. Заканчивается дневник 31-го декабря 2001 года: в этот день автор проснулся в 9 утра, сходил в магазин, приготовил закуски, выпил немного коньяка, встретил новый год и заснул. Дальше много пустых страниц — то ли начал другую тетрадь, то ли перестал писать, то ли не проснулся. Позже мы выяснили, что вести такие дневники советуют людям, больным склерозом. То есть, мой товарищ буквально подобрал на помойке память, мы держали её в руках и бережно перелистывали.
Сегодня я проснулся в 9 утра. Сходил в магазин и в поле. Встретился с Катей. Погода была чудесной. Диско-шар вращался, освещая комнату отраженным солнечным светом. Привет, нашедший меня через много лет, какое там сейчас время года — у нас апрель. Это всё, что я успел запомнить и записать. Листай, пожалуйста, аккуратнее.

 

Максим Жегалин

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *