Есть люди, которым всегда нравится твоя девушка

 

Есть люди, которым всегда нравится твоя девушка Вроде своя всем хороша, но стоит такому увидеть у товарища – тут все: западает человек, и, пока не добьется, свет ему не мил. Такой товарищ у

Вроде своя всем хороша, но стоит такому увидеть у товарища – тут все: западает человек, и, пока не добьется, свет ему не мил. Такой товарищ у Сергеева был, редкий специалист по чужим подушкам, гармонию рядом с ним разрушить для него слаще меда было.

Вроде парень нормальный, в любое время суток позвони – приедет за МКАД, кровь сдаст для чужого человека, а с бабами – просто конченый гондон. Били его, стыдили: «Ну что же ты, тварь, делаешь!» Плачет и то же самое делает.

В юности половозрелой дело было. Гаденыш этот первым женился в их компании. Красавец, хоккеист, папа – замминистра, мама тоже хорошая женщина, девушку из консерватории под венец повел. Девушка не косая, не горбатая, яркая, вибрировала рядом с ним, как смычок наканифоленный.

Жили хорошо, но недолго – скрипачка в симфониях своих запуталась и ушла от него к трубачу плешивому из оркестра областной филармонии. Упорхнула из Дома на набережной в комнату в Дмитрове, ключи от «Жигулей» подаренных бросила консьержке и пропала, оставив записку неприятного содержания, что невозможно с ним жить.

Красавец хоккеист (далее КХ) разум потерял, искал ее, нашел, плешивому без клюшки навесил буллитов. Не помогло, не вернулась, смотрела сквозь него и просила только: «Оставь в покое, не мешай, ты вон какой, ты еще найдешь, а ему, – она показывала на поверженного, в красных соплях, трубача, – я нужнее, он гений».

Ничего гениального в воющем на полу КХ не увидел, пнул на выходе и ушел. Ошеломленный тайной происходящего, он завалился ночью к Сергееву домой и до утра как ненормальный пытал его вопросами: чем он хуже отребья подмосковного, что она в нем нашла, почему променяла его, орла, на такое дерьмо

Сергеев тогда не смог объяснить товарищу, что так бывает. Сам он вспомнил собственный случай на турбазе, когда весь вечер и ночь девушке одной песни пел, всех пересидел у костра, а объект вожделения утром встал и с хмырьком со второго курса в палатку ушел. Хотя тот, в очках, был и сидел тихо, в костер хворост подбрасывая. Лихо подбрасывал, но Сергеев его в расчет не брал, не заметил, а девочка его куртку сбросила и ушла с недооцененным противником.

Много лет об этом Сергеев думал, узнавал, как они жили после. Оказалось, хорошо жили. Когда у хмырька ноги отказали после аварии, она с ним до смерти возилась. «Так бывает», – сказал тогда Сергеев разъяренному КХ, не зная, почему это так.

Через два десятка лет Сергеев встретился с КХ. Тот позвонил ему рано утром с вокзала и сказал, что жаждет встречи. В шесть часов утра звонят только, когда авария или кто-то умер, а тут товарищ из прошлого, занесенный песком новой жизни. Его не было больше двадцати лет, он жил за границей и даже преуспевал – так говорили общие знакомые.

Назначили встречу в центре, в ресторане, где Сергеев обедал иногда с клиентами – у него был рекламный бизнес.

Сергеев сидел на террасе и глядел на людей, снующих, как электроны. Они сталкивались, высекая искры, никто не хотел никому уступать, все норовили объехать, перебежать дорогу другому. Энергия улицы была далека от миролюбия, летнее солнце с теплым ветерком не примиряло природу человека в период глобального потепления.

Его окликнули, он поднял глаза и увидел едва знакомого человека с приметами КХ.

Тот слегка пополнел, налился силой и значительно шагал по дороге к столику. Прошло двадцать лет, такой срок за минуты не перескочишь, тяжело вернуться через толщу лет, но инструменты были – три-четыре рюмки очищают горизонт, заставленный чужими судьбами, как съемная квартира старыми шкафами, и тут находятся слова, приличествующие моменту.

 

Сергееву было интересно, как сложилась судьба персонажа с нетрадиционной моральной ориентацией, хотелось знать, переболел ли он старым недугом, успокоился ли в тяге доказать миру, что та, что его бросила, сильно ошиблась и теперь, после его триумфального возвращения, будет рыдать и кусать локти и когти.

Интерес Сергеева был на уровне кино – никакого глубокого чувства к товарищу из прошлой жизни он не испытывал, потому что давно понял: очень мало людей существенны в его жизни. Он ограничивался семьей, а остальных терпел по социальной или производственной нужде.

После института КХ поболтался в одном НИИ, где его папа руководил ведомственной наукой, защитил диссертацию по теме «В.И. Ленин и легкая промышленность» и странным образом уехал в торгпредство в Сеул. В 85-м году это было чудом, но в свое время папа подписал контракт с большой южнокорейской корпорацией и от взятки отказался – ограничился только маленькой карточкой, на которую партнеры положили немножко денег. Папа долго молчал, а перед кончиной отдал сынку эту штучку и сказал, что пользоваться ею можно только за границей.

Сколько там было денег, КХ не знал, но лимит позволял жить неплохо. Покупать себе что-нибудь большое он не мог, коллеги могли не понять и объявить шпионом, но после 91-го года он на них положил и перешел на работу в дружественную корпорацию, которая поднялась на папином контракте, и зажил, как белый человек среди желтых.

В корпорации ему дали непыльную должность куратора по странам СНГ, он ездил по бывшей Родине, и его принимали с царскими почестями. Он портил губернаторских дочек, балерин неакадемических театров, ну, в общем, кайфовал.

Жену свою, привезенную из Союза, он выгнал после 93-го года, когда на Родину пришла демократия, решил пожить с местным контингентом и увел жену у своего покровителя, старого гондона. Она тоже решила попробовать с человеком белой расы. Он ее научил пить водку и петь матерные песни, она приняла православную веру и родила двух детей, красивых и смешных.

После кореянки он жил еще с парой женщин, уведенных из чужого стойла. На текущий момент у него была жена посла архипелага Зеленого Мыса – шоколадная тетя, ходившая босиком.

Все это КХ неспешно рассказал Сергееву, стараясь произвести на него должное впечатление своими гусарскими похождениями.

Сергеев с сожалением отметил, что время КХ не изменило, он наворотил из своей жизни чудовищную мясорубку, превратил в адский фарш десятки судеб неповинных людей, жертв его юношеской обиды на скромную скрипачку, бросившую его на гвозди, где он корячился все эти годы.

Они попрощались, КХ ушел дальше давить все живое вокруг себя под звуки скрипки, еле слышной другим, но звучащей в его голове ежедневным стопудовым колоколом.

В городе Дмитрове тихо и незаметно до сих пор живет преподавательница музыки, скромная, потрепанная женщина, давно схоронившая своего трубача и не знающая, какие бури вызвала она своим выбором.

Если бы ей пришлось выбирать заново, она сделала бы то же самое.

Валерий Зеленогорский

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *