А ЛЯ ГЕР КОМ А ЛЯ ГЕР

 

Лежим. В висках пульсирует.
— Как думаешь, — шепчу, это когда-нибудь закончится
— Тихо! хриплым стоном отзывает истерзанная жена. Тихо, иначе придушу!
Её ладонь холодным крабом пробегает по моему лицу и зажимает рот.
Прислушиваемся…
Мерное посвистывание во тьме всё учащается и учащается…
Затем вдруг одиночный крик пронзает непрочную завесу беззвучия, и жена отпрыгивает в сторону.
Прячься! Нас засекли!!! — взвизгивает она, и мгновенно сливается с обоями.
Я же стремглав бросаюсь под туалетный коврик.
— Тебя видно! шелестят обои.
— Чёрт! — перескакиваю я за фикус, и зеленею.
Но поздно. Над кроваткой уже во всю воют сирены, и разрывные «Мама-Папа!» сотрясают спальню.
Сперва удары упорядочены. Но вот остатки тишины разлетаются в клочья, и по нам открывается бешеный, беглый огонь.
— Сокол! Сокол! — кричу я. — Это Ромашка! Приём!
— Слышу вас отлично, Ромашка! доносится из-за комода. Какие будут распоряжения!
— Атакуйте, Сокол!
С этими словами я швыряю в неприятеля китайскую погремушку, и плацдарм оглашает раскатистое: «Баю-баюшки-баю!». Это моя героическая жена с соской наперевес бросается в рукопашную.
Над кроваткой начинают метаться тени. До меня доносятся сдавленные хрипы, причмокивания… И вдруг мой Сокол кулём валится на пол.
— Что случилось! — запрашиваю я боевую подругу.
— У нас потери! — отползая за линию огня, хрипит та. — Кажется, я сломала ноготь!
— Но высотка же наша!
— Боюсь, нет! — доносится до меня неумолимый приговор, и в следующий же миг мощнейший плевок отправляет соску через все заградительные сооружения — прямо к нашим ногам.
— Прицельно бьёт, зараза! выдыхаю я, и спальня оглашается разрывным, шрапнельным воем.
— Ну, Ромашка, теперь держись! перекатываясь за шкаф, кричит мне жена, и уже оттуда подаёт команду «Гранаты к бою!».
Запустив в неприятеля плюшевым мишкой, я вихрем выкатываюсь за дверь, и, не жалея голосовых связок, ору:
— Зайцем, Сокол! Бей зайцем!
Но соратница, не желая рисковать, запускает в кроватку всей связкой. А именно — жирафом, ёжиком и слонёнком. После чего кульбитом присоединяется ко мне.
— Почему не зайцем! хриплю я. Почему не ударила зайцем!!
Жена опускает взор. Теребя заячье ухо и трепетно прижимая косого к груди, она произносит слабым надрывным голосом:
— Это на крайний случай. Понимаешь — на крайний!
В глазах её я замечаю слёзы, и, конечно же, всё понимаю.

А за дверью уже бушует настоящий ад. Из кроватки по высокой траектории один за другим взмывают: жираф, слоник и ёжик. За ними, у самой двери, глухо и раскатисто ухает смертельно обслюнявленный мишка.
— Эх, нам бы «Катюшу»! вспоминаю я говорящую куклу широкого радиуса действия.
— Нет у нас больше «Катюши»! горестно отзывается раненная в ноготь жена.
— Так что же нам делать! — вопрошаю растерянно, и, уловив на себе твёрдый, непреклонный взгляд, от которого веет могильным холодом, отшатываюсь.
— Нет! Ты это не серьёзно!
— Надо! — ложится на моё плечо её ледяная ладонь. Другого выхода нет!
И я обвязываюсь бутылочками с молочной смесью.
— Прощай! обнимая Сокола, давлю я в горле клокочущие рыдания, и ныряю в темноту.
***
— Как думаешь, — умирая под утро, шепчу сухими, потрескавшимися губами, — это когда-нибудь закончится
— Тихо! хриплым стоном отзывается истерзанная жена. Тихо, иначе придушу!

 

© Эдуард Резник

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *