Вадик, Аля и Три топора

 

Был зимний день. Я вышел из дома в легком настроении, слопав на завтрак остатки шампусика и четыре сигареты. Внутри мутилось. Хотелось в баню и пива. Я побежал по заснеженной улице. Мне вдруг показалось, что если я быстро-быстро побегу через снегопад, снегопад сорвет с меня прошлое, и я выпаду из него чистеньким, как Форрест Гамп. Не выпал. Я не знал, куда я бегу, но мое тело знало, куда бежит и прибежало в ларек «Три топора». На самом деле он называется «777», но это чуть туповато, и поэтому его называют «Три топора».

Денег у меня не было. Даже железных. Заглянув в стеклянную дверь, я увидел Тамару. Тамара — плохая женщина. Люда, ее сменщица, дает пиво взаймы из гуманизма, а Тамара отоваривает меня только в обмен на любовь. Не ту любовь, о которой пишут поэты, а ту любовь, что происходит в одежде на двух ящиках «Балтики 7». Однажды я пришел к Тамаре и попросил пива, а она сказала, что хочет секса. Я офигел, и пока я офигевал, между нами всё и произошло. Тамара — крупная женщина со свекольными щеками. Это только так говорят — «свекольные щеки», на самом деле у таких людей кровеносные капеляры расположены близко к поверхности кожи, легко сообщая ей свой цвет, стоит лишь поволноваться. В моем присутствии Тамара постоянно волнуется. Ничем другим комплиментов вроде «сладкого котеночка» и «вкусной мужчинки» я объяснить не могу.

Скрепив сердце, я дернул дверь и вошел в ларек. По отношению к ларьку было бы честнее называть его павильоном, но кому какое дело до чувств ларька У Тамары золотой зуб. Иногда, когда мы оказываемся на ящиках, я на нем фокусируюсь и смотрю пристально, будто год просидел в темноте, а тут увидел солнце и нарадоваться не могу. Обычно мы идем в закуток. Сначала Тамара стоит на коленях лицом ко мне, а потом не лицом, а потом я надеваю штаны, беру пакет с пивом и ухожу. Последнее время Тамарин муж и, по совместительству, ветеран Чеченской войны смотрит на меня подозрительно. Точнее было бы сказать «взыскующе», но не правильно слишком усложнять вояк.

Сам я нигде не работаю, зато сдаю две комнаты своей трехкомнатной квартиры таджику и шлюхе из Березников. Квартира мне от бабушки досталась. Она сейчас в раю с дедушкой, папой, мамой и сестрой. Они в аварию попали. Я про рай мало знаю, но мне кажется, там не только на арфах играют. Мне кажется, там происходит всё то, о чем мы здесь попусту мечтаем. Например, в раю живут русалки, единороги и драконы. Говорящие. И Хогвартс есть. Все умершие дети поступают в небесный Хогвартс, я так считаю. Моя сестра, наверное, в Когтевране учится. А папа разводит драконов, а мама — единорогов. А дед ловит русалок и рассказывает им про карбюратор. А бабушка выращивает диковинные растения и делает компот из радуги. Мне двадцать три года. Я не сумасшедший. Я просто люблю фантазировать. Мне даже ганджубас для этого не нужен.

Кстати, шлюху из Березников Алисой зовут. Мы с ней спим иногда. Она приходит ко мне и говорит: «Как всё задолбало, Вадик». И ложится под бочок, как сестра. А я ей сказки всякие рассказываю. Аля долго может слушать, а потом засыпает на плече. Мне неудобно, если честно, но я не трепыхаюсь. Аля и так вся затраханная, чтоб ее тормошить. Таджика Алкос зовут. Над ним все шутят. Алкос, хер тебе в нос, и всё такое. Он работает без продыху. Деньги в Таджикистан шлет. Мы с ним по дому чего только не переделали. Он меня плитку научил класть. В ванне поклали. Тут главное смесь, уровень и крестики эти. Ничего сложного.

 

Я с похмелья проснулся, потому что мы вчера Алин день рождения отмечали. Она спит еще. Она долго может с похмелья спать, а я не могу. Аля говорит, что у меня подвижная нервная система. Не знаю. Как понять, подвижная она или неподвижная, если ее из-за черепа не видно Иногда охота открыть череп, как дверь и глянуть одним глазком через зеркало, что там творится. А Аля считает, что не надо. Аля говорит, что по глазам и так всё видно. Мы часто друг другу в глаза смотрим. Не специально, не садимся напротив и давай смотреть, а просто посмотрим и вдруг смотрится. Я не хотел Тамару любить, я хотел принести Але пиво. Она сейчас на мели сидит, потому что с недавних пор работает мало. А почему она мало работает — я и не знаю. Я ее спрашивал, а она меня дураком назвала. А потом обняла и заплакала. А я ее по голове гладил и напевал, как мама в детстве напевала: «Аля, Алюшка не плачь, я куплю тебе калач».

Тамара на меня сразу уставилась, едва я вошел. У нее губы фиолетовые, и она по ним языком елозит. Как будто есть хочет, а есть нечего, вот она помаду и ест. Тамара, говорю, дай мне пиво просто так. У Али денюха вчера была, она скоро проснется и сразу заболеет. А Тамара насупилась и говорит: «С проституткой снюхался Прешь ее, да» Никого, отвечаю, я не пру. Мы с ней друзья. Дай пиво, в конце месяца отдам, сама знаешь. Не дает. Подбоченилась. Тут слышу — льется что-то. Повернулся. Тамарин муж дверь из канистры поливает. Решил выйти. Не выходится. Тамара забегала. Сожжет он нас, кричит. Перепил! Сбрендил! Я струхнул. Побежали к черному ходу, откуда товар привозят. А хоть и струхнул, четыре бутылки в карманы пальто запихал. Смешно так-то. Горим вроде, а я только про Алю думаю и больше ни про кого. Черный ход тоже оказался запертым. Дым пошел. А пластик. Дымится едко. Першит везде. На пол легли.

Тут дверь открылась. Воздух хлынул, а с ним огонь. Выбежали с Тамарой на улицу. У меня пальто загорелось. И волосы немножко. В снегу повалялся. Смотрю — Тамарин муж с разбитой головой лежит. И Алкос стоит. Ты как, спрашиваю, здесь. Алиса, говорит, послала. Проснулась, а тебя нет. Иди, говорит, в «Три топора», он, наверное, там пиво клянчит. Приведи его домой. У меня «косарь» заначин. Не надо ему ничего просить. А мужа, спрашиваю, ты как А с разбега локтем, говорит. Он тут с канистрой стоял. Сбил с ног, подпорку убрал и открыл дверь. Пошли, говорит, отсюда, а то с документами прицепятся. Хорошо, что ларек в чистом поле и огню некуда перекинуться. А Тамара оклемалась и над мужем села. Я не стал подходить. И про пиво говорить не стал.

К Але пошел. Домой, то есть. Она меня у лифта встретила. Бросилась и не отпускает. Пусти, говорю, задушишь. А Аля такая — хоть бы и задушу. А потом тихо так — не спи ни с кем, только со мной спи, пожалуйста. Я офигел — откуда ты… Оттуда. Стыдно так стало, вообще. Не сплю теперь. И она не спит. Сутенер приходил. Отбились. Грузчиком наймусь. Может, «торпеду» поставлю. Правда, меня не тянет. И Алю не тянет. У нее болячки женские. Лечить надо, деньги надо. Алкос на стройку зовет. Пойду. И Аля пойдет. Не на стройку, продавцом на рынок. Это не страшно. Ничего уже не страшно. Бабушка компот доварила, наверно.

Павел Селуков

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *