Истории из жизни реальных людей
В этом нон-фикшн новэлл черпаю я силы и жизнелюбие, так неприятно, порой, поражающее медиков.
Всё есть в этом романе. Все эти последние оставшиеся в живых, рядом мертвецы, зомби в кровавом угаре, опустевшие города. людоедские деревни, безумцы, заражающие всех встречных чумой, пиры у братских могил, оборотни-медики и прочее.
Особенно мне нравится в романе профессия «визитера» — человека, проверяющего каждый день, а не подохли ли соседи.
Есть и практические рекомендации, конечно. Роман ведь построен «на реальных событиях». Например, моя любимая жизненная рекомендация озвучена в романе так: власти города, гибнущего от чумы, выстроили два чумных барака. В Вестминстере и рядом с Сити.
Чтобы заполнить бараки под завязку, власти Лондона (кстати, оставшиеся в городе даже в разгар этого кошмара), догадайтесь, что сделали
Как вы все немедленно догадались, власти стали брать огроменные деньги за помещение в этом бараке. Хочешь в чумной барак — плати деньги. И народ, скажу прямо, ринулся.
Средний наш, любименький класс добровольно ломанулся в чумные бараки, стоял в очередях, платил деньги. Ведь не может же быть, что деньги берут за просто так, верно Наверняка же, за что-то деньги берут! Иначе зачем же деньги в чумной год, как не для спасения от заразы
У аристократии — поместья, у нищих — коллективная отвага, у армии — казармы, у тюремщиков — тюрьмы, у бесноватых — горящие угли в руках, у церкви — вера, а у среднего класса только деньги — инструмент спасения.
За что этот средний класс так и ценят всем обществом во времена мора, голода, разрухи, реформ и чумы.
Этот класс отводят опытными руками в уголок и там, не слушая каких-то сбивчивых торопливых объяснений, всем миром используют на славу.
В той же «Хронике чумного года» описывается один добродушный гражданин, у которого было убеждение.
Убеждение его было в том, что он может влёт определить, кто болен чумой, а кто нет, пока не болен чумой. Как и полагается толковому комментатору, гражданин этот имел в фундаменте своего твердого убеждения личный, глядь, опыт. У гражданина была какая-то язва на ноге, которая при появлении на горизонте чумного начинала себя как-то особо вести — бледнеть, чесаться и пр.
И вот стоят люди, о чем-то разговаривают. Подходит совершенно незваный гражданин-диагност со своей чешущейся язвой на ноге. Почесать в тишине эту язву ему решительно невозможно. Поэтому гражданин, описанный Дефо, смело и гордо протискивается меж разговаривающих незнакомцев и весомо сообщает: «А у одного из вас, уважаемые, чума!» И удаляется с чувством.
Особенность толкового комментатора — личная чешущаяся тема на ноге и убежденность в том, что он, толковый комментатор, является носителем сокровенного, вычесанного из лично заведенной язвы, знания жизни. То, что язва от разведенных комментатором личных вшей и привычки мыться два раза в год, комментатора не смущает — ведь он делится опытом, жизнь знает, все понимает, поучать может, помочь хочет. А то, что он очевидный лишаистый ушлепок , который бродит в своем личном мареве, комментатор подумать себе не позволяет. И другим тоже не рекомендует. Поэтому хроника, повсеместно, хроника.
Джон Шемякин