Истории из жизни реальных людей
У некоторых с рождения, к некоторым приходит нечаянно, некоторые его всю жизнь безуспешно ждут, некоторые в нём живут, не подозревая о том.
До Ильи Эренбурга таким Парижем считался Рим, а потом компасы в головах у людей немного сошли с ума и началось: кому в Париж, кому в Шамбалу, кому за три моря-окияна, кому Кайлас, кому Фудзияму, кому Калифорния—дрим, какой там Рим, но, если честно, неважно, как его называть, хотя, пусть будет Париж, лично мне просто нравится звучание.
Увидеть себя и умереть.
И вот, знаете, обиднее всего, что нифига не умираешь.
То есть ты можешь реально рассыпаться, расклеиваться, разваливаться, с крушением надежд и социальных связей, с утратами смысла и сил, но память об увиденном не даёт тебе покоя.
Потому что всё последующее не будет стоить ничего.
Не потому, что плохое, а потому, что ты, как аккумулятор, уже зарядился и заряженнее не станешь.
И хочется израсходовать до предела и опустеть навсегда, а тебя всё подключают и подключают.
Тебе говорят — это уже новый ты, и у тебя будет новый Париж. Их же за жизнь знаешь сколько бывает — столько же, сколько ты сбросишь шкур.
А ты весь нахохлившись — урурур — и так на душе нездешне, и телу так плохо, и каллиграфически на огромном плакате, размером с землю, чтоб точно заметили, выводишь «УВИДЕЛ».
Знаешь, как у лошадников Говорят, на манеже надо заканчивать на хорошем. Сделала лошадка хорошую рысь — поцелуй её в нос и отпусти.
Увидеть себя и отпустить.
Отпускает.
И обрастаешь чем-то, видимо, новой шкурой.
Ma Catherine