Истории из жизни реальных людей
Напеваю под нос песню, которая привязалась с самого утра.
Старая, немодная песня Анны Герман с такой нежной мелодией: «Тебя я услышу за ты-ы-ысячу верст, мы эхо, мы эхо, мы до-о-олгое эхо друг другааааа…»
В прихожей хлопнула дверь.
Муж приехал с дачи.
Мы бросились его встречать, из разных комнат, все, даже кошка. Наскучались.
— Аккуратнее, аккуратнее, я грязный, не успел помыться, мне в душ, — не дает себя обнять муж, отстраняется.
Он и правда в грязной дачной куртке, но я злюсь. Какая ерунда! Надо обниматься, когда хочется обниматься, когда соскучились, а не думать о чистой одежде.
Муж проходит в комнату.
— Аккуратнее, не сядь на чистую постель, я только что сменила простыни, — говорю я ему в спину.
— Вот обожаю эти твои замечания от кэпа, — ерничает муж. — Всегда вовремя!
Муж обычно работает на опережение.
Я говорю: «Свари кофе», а он уже сварил и несет.
Или я говорю: «Надо, наверное, накрыть вещи от пыли, если будешь сверлить…»
Захожу, а там уже все накрыто.
Меня это смешит, а его злит.
Он считает, что именно поэтому мужчины всех женщин считают болтушками: потому что они говорят очевидности, которые можно и не говорить.
Я раздражаюсь об его раздражение.
Внутри ощущение, что ты бежишь к человеку, распахнув руки, а он занят, ну там, скажем, по телефону говорит и показывает тебе, мол, нет, не сейчас, не вовремя. И ты натыкаешься на ржавый крюк этого «невовремя». А ведь любимые люди всегда должны быть вовремя…
Я иду за ним, и не могу пришпорить своё раздражение.
— А что ты такой недовольный-то приехал
— ОЛЯ, Я УСТАЛ!!!
Я врезаюсь в это «устал». Оно произнесено так, будто между строк есть подтекст: «Я работал, понимаешь, работал! Физически! Я же пахал, я не писюльки писал…»
Мне чудится нивелирование моего труда.
Возможно там и в помине не было этого подтекста, но не важно, что он сказал, важно — что я услышала.
Я оскорбляюсь. Обида — это выбор. Выбор — обидеться или нет. Сегодня я вибираю обидеться, мне это сегодня необходимо.
Обида — это коммуникация, в нее зашито важное послание.
Не надо недооценивать мой труд, даже если он не такой тяжелый и не физический.
Я работаю, с двумя детьми, кучей обязательств и проектов, не надо мне вот тут это твое «Я УСТАЛ!!!» Все устали. Ясно
Хотя не важно, что я сказала, важно, что он услышал….
Я сегодня и правда устала. Я взяла сложный для себя проект . Думала, вдохну в него жизнь, а на деле, это он из меня выкачивает тонны энергии. Очень сложно писать про тех, кто тебя не вдохновляет. Я, когда соглашалась, не знала, что герои мои мне так сильно будут не симпатичны, и я буду работать, преодолевая сильное внутреннее сопротивление. Я пишу, а сама словно иду против течения. И поэтому устаю быстро и хожу понурая.
Хотя по сути, со стороны: я ничего не делала — сидела себе в телефоне, цедила кофеек, погуляла с детьми.
Муж тоже устал. Но у него — результат. Идеальный газон. Закрытые ставни. Долгожданный порядок в хозблоке. Закрытый дачный сезон.
Выходные прошли ударно.
Мой результат — это тексты. Писюльки, которыми я к тому же и не довольна.
Ну, то есть не так. Я не думаю, что кто-то мог бы сделать это лучше, чем я, но оценивая результат через призму своего «контроля качества», я понимаю, что это не шедевр. Но энергетически это очень трудозатратный проект.
Я просто плавлюсь от обиды.
Дети поцелованы и засыпают в кроватках.
Я сейчас тоже лягу спать, не дожидаясь мужа из душа. Это будет очень информативно — заснуть поссоренными. Пусть знает, как тыкать мне…
Я ищу пульт, чтобы выключить телевизор. Там идет хороший фильм. Про очень богатого человека, которого счастливым делают деньги. И он считает, что они важнее жизни внука, которого держат в заложниках, и торгуется с судьбой за указанную похитителями сумму.
Я думаю о том, что все люди разные. Кому-то для счастья нужны все деньги мира, а мне — чтобы все мои любимые люди были дома. И кошка.
И вот все дома, а я сижу, обиженная, закутаная в одеяло, задрав нос, и не чувствую себя счастливой. Почему
Я ищу внутри тумблер счастья. Он погашен. Вместо него полыхает обида. Боже, какая глупость!
Я выбираюсь из кровати и бегу к мужу.
В прихожей я обо что-то спотыкаюсь босыми ногами, чертыхаюсь, включаю свет.
— ЧООООРТ!
Вижу, стоят ботинки мужа, об которые я споткнулась. К ним приникли мои туфли на каблуках. Рядом кроссовки сына, которые он приготовил завтра на физру. И оранжевые резиновые сапожки дочки, в которых мы сегодня шлепали по лужам.
Я умиляюсь этой картинке. Она уютная. Про семью. Я даже не хочу ее убирать, эту маленькую, разную, застывшую обувную семью. Это же мы.
Из ванной выходит муж, замотанный в полотенце. Аполлон Михайлович.
— Теперь можно обняться, — улыбается он.
Еще пять минут назад я была полна своими выдуманными обидками, а теперь с радостью утыкаюсь ему в плечо.
Мне так хочется ему рассказать, как я устала, и про проект, и про детей, и про новые прозрения, и про…
— Там, в холодильнике, салат , — говорю я. — Твой любимый…
Он же устал, не буду его грузить. Я завтра ему расскажу.
— Я не голоден, пойдем лучше спать, что-то меня прямо рубит…
Мы идем спать и в прихожей муж спотыкается об так и не убранную мною обувную семью.
— ЧОООРТ!
Он включает свет, хочет убрать обувь, но замечает этот семейный натюрморт и говорит:
— Ты посмотри, какая милота!
Мне почему-то становится так смешно и радостно.
Как здорово помириться перед сном.
Если бы я была музыкантом, я бы написала прямо сейчас какую-то невероятную песню о любви.
Хотя зачем.. Лучше, чем та, что звучит сейчас внутри меня, я все равно не напишу…
Тебя я услышу за тыыысячу верст, мы эхооо, мы эхоооо, мы долгое эхо друг друга…
Ольга Савельева