Кажется мы его нашли

 

После смерти матери дочка хотела переселить старика-отца. Муж отчасти был прав, когда говорил: «Как так — он один в трехкомнатной в центре, а мы втроем в двушке на окраине». Впрочем, переезжать к старику, наотрез отказался.
Навещала отца в очередной раз, разоткровенничалась с соседкой, и та сказала,
— Что вы, он там потеряется совсем, тут ему все знакомо, тут всю жизнь почти прожил тут и, … она сделала паузу и деликатно вывернулась – тут и поживет подольше.
Дочка приезжала аккуратно, готовила, мыла пол, целовала в лысину. Отец путал не только дни недели, но и месяца, а детство, напротив, вспоминал с такими подробностями каких она раньше и не слышала от него никогда.
Старику и в самом деле, сподручнее было в знакомой обстановке. Подумать только — сколько же он тут прожил. Получили родители эту квартиру вскоре после войны – было ему тогда пять лет, не маленький.
Вечерами сидел один в гостиной, рассматривал альбомы с фотографиями — восстанавливал в памяти какие, где какие были обои, как была расставлена в его детстве мебель. Помогали пометки, выведенные маминой рукой – «новый 1957-й год», «февраль 1963-го». Сравнивал по тем самым фото что где стояло, что было вместо телевизора, какие цветы на окне.
Впрочем, часть вещей прожили с ним вместе эти семьдесят лет. Тот же буфет, тот же шкаф. Этот шкаф — особая статья. Впрочем, самый обычный, 70 лет назад такие стояли во многих благополучных семьях. Прочный добротный. Кстати, на шкафу сверху располагался сундук, в котором хранились отрезы на платья, платки, вещи еще с довоенных времен. Высокий потолок позволял хранить огромный сундук на высоком шкафу.
С этим шкафом много что было связано. В левом нижнем ящике под полками с бельем лежали его игрушки. У него было много игрушек, конечно, не так много, как у современных детей — все помещались в том ящике. За створкой с зеркалом была целая комната. Темная уютная с гладким скользким деревом под попой. Со свисающими с потолка мамиными платьями. С позвякивающей (если ее задеть) печатной машинкой под черным кожаным чехлом.
Как хорошо было здесь сидеть, дышать духотой и пылью, смешанной с запахом нафталина, маминых платьев и всеми теми запахами, которые дают ощущение дома и покоя беззаботного детства.
И если удавалось поиграть в прятки с гостями, то это было лучшее место, где тебя долго не могли найти. Даже если кто-то раскрывал дверцы, то можно было забиться в самый угол, упереться носом в стену, и не дыша надеяться, что тебя так никто и не найдет под полами костюмов и платьев.
А как-то раз он сидел в шкафу с фонариком и гвоздем нацарапал на стенке свое имя – понимал, что за такое по головке не погладят, но, как говорится, пронесло.
И вот теперь Старик вспомнил про надпись. Неужели его имя и сейчас можно нащупать на внутренней стенке в шкафу
А почему нет Имя не изменилось, шкаф тот же, почему невозможно найти надпись И все-таки странно — за семьдесят с небольшим лет его так никто и не отругал за тот проступок и видимо…
Он уже открывал створки шкафа, рассуждая про себя — «надпись, положим, сохранилась, а запах, может быть он тоже остался»
В последнее время Старик здорово похудел и как-то осунулся, и пол в шкафу его выдержал запросто. В шкафу было тесно, но не то чтобы совсем тесно, вещей поубавилось, не было в углу печатной машинки, дерево под попой было такое же гладкое, стены на ощупь такие же, вот она надпись под пальцами, букв без фонарика не разобрать. Он закрыл привычным движением створки, стало совсем темно, уткнулся носом в коленки, Господи, да вот совсем недавно он тут сидел – в доме гости, сын папиного друга — Юрка, водит, ему подсказывает дядя Женя – «Ты посмотри, посмотри в шкафу».
А он сам сидит здесь — в этом самом месте, слышит как открывается створка шкафа и кто-то кричит «Кажется мы его нашли». Но он не выходит, вжимается в угол, молчит и кажется не дышит и только сердце замирает в груди…
Старик не слышал, как на столе дребезжал его мобильный телефон. Звонила дочка.
Дочка нервничала «Папа возьми трубку!» Давно надо было настоять, переехать к отцу. Не дай Бог, говорила она про себя. Папочка, возьми трубку, папа».
Дочка позвонила соседке. Длинные гудки, потом вроде гудки кончились совсем, долго не было гудков, потом вдруг нет — еще один гудок, потом еще, нет, никто не подходит.
Она набрала скорую.
— Девушка, 75, видимо, приступ стенокардии.
Нет, он один, ему плохо, он жаловался, я знаю, он не может взять трубку. Я буду там через сорок минут, на днях был приступ, я заплачу любые деньги, я чувствую.
Да живет один, ключи у соседки, напротив, квартира 25, звоните туда, я тоже еду.
Санитар и дежурный врач зашли в комнату, соседка бегала по квартире, заглянула в чулан, уборную. Старик пропал.
«Степан Василич, где вы! — кричала она, все более нервничая и недоумевая.
— Вы что издеваетесь — возмущался недовольный врач, обходя по очереди комнаты и заглядывая за занавески, мы что тут с вами в прятки играть будем.
Послушайте, он месяц уже никуда не выходил – оправдывалась соседка.
Врач тем не менее в очередной раз обошел комнату, направился к шкафу, распахнул дверцу, стоял несколько секунд. А потом негромко крикнул.
— Кажется мы его нашли…
Он услышал эту фразу «Кажется мы его нашли» и как кто-то раскрыл дверцу.
Была слабая надежда, что несмотря на то, что дверца открылась, его все равно не видно, он вжался в стенку, уткнувшись лицом в мешок с зимними вещами и замер.
А голос какой знакомый – кто же это подсказал, кажется дядя Женя… Створка раскрылась, но в шкафу никто не шарит.
И не имея больше сил терпеть эту паузу, не зная — то ли правда его уже нашли, то ли найдут прямо сейчас в следующее мгновение, он вдруг вскочил, распахнул висевшие над ним платья как занавески, выпрыгнул в светлую комнату, жмурясь от яркого света.
И увидел всех сразу.
Перед шкафом стояли полукругом Мама, Папа, тетя Лида, ее муж, и все остальные гости. И как же все обрадовались, что он наконец нашелся.

 

Александр Прохоров

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *