Любовь и нумизматика.

 

Любовь и нумизматика. Вот моя исповедь, ребята. Надцать лет назад в глухой белорусской провинции жила-была я, на тот момент мне было четырнадцать. Потенциальные друзья-подруги общаться со мной

Вот моя исповедь, ребята. Надцать лет назад в глухой белорусской провинции жила-была я, на тот момент мне было четырнадцать. Потенциальные друзья-подруги общаться со мной не хотели, бросались бумажками и норовили запихнуть жевачку в волосы. Обычное дело — интересы не совпали. И, как говорили с гордостью мама с папой, я дружила с книжками… Ну, а в свободное от чтения время, я занималась собирательством монеток.

Раз в неделю по субботам в нашем уездном городе N организовывался рынок, куда съезжались торговцы из райцентров. Я любила гулять по рынку, разглядывать пёстрые шмотки и обменивать карманные деньги на аудиокассеты, печеньки и постеры с Бритни Спирс и Мерлином Менсоном.
Ноябрь тогда стоял, первые заморозки. В общем, был там «ломбард» на колёсах. Два мужика, молодой и постарше, вытягивали из древней газели столик и просто выкладывали на него всевозможные латунные изделия: старые часы, пряжки, подсвечники, огромный самовар… Я всё ходила около них кругами, наблюдала. Их посетители — в основном это были помятые мужики со стойким перегаром, меня пугали. Робкая была я девушка.

Через пару суббот наконец осмелилась поинтересоваться, а не продают ли они монеток. Мужик что постарше не проявил интереса, зато тот, что помоложе оживился «а как же, показываем». И бодро утоптал куда-то, но вскоре вернулся с настоящим нумизматическим альбомом. Чего в нём только не было, глаза разбегались. Современные монеты разных стран, монеты Российской Империи
XVIII, XIX в. И даже талер Стефана Батория, правда факсимилька. Деньги продавцу были не нужны, а нужны только лишь изделия из цветных металлов или другие монеты. «Часы бы подошли» добавил мечтательно. Насмотревшись, я вернула сокровище продавцу Юре (вроде так к нему обращался коллега). Хотела уже сказать «красивое» и пойти, но нечаянно рассмотрела мужика внимательнее, чем следовало…

Он был лет так двадцати пяти с виду, узкие бедра, широкие плечи, кожа удивительно светлая, точно мамин фарфоровый сервиз, а ещё глаза бесстыдно голубые. Такого цвета бывает морозное небо солнечным январским утром. Или февральским… Настоящий викинг. Короче, сердце моё ухнуло куда-то вниз. И куртка у него смешная была дутая, серая… Я подумала тогда, что никого красивее не встречала.
Домой понеслась со всех ног. Дома, есть шуфлядка, а в ней — старые мамины наручные часы, вроде как-раз латунь. Мама говорила, что их не починишь уже… Схватила часы и рванула назад. В голове крутится почему-то «мороз и солнце, день чудесный…» Их когда-то папа дарил маме на десять лет свадьбы…

 

«Хорошие часы какие, состояние отличное…» — Он улыбнулся мне джакондовской улыбкой. — «Они же не работают, правда, девочка» Посмотрел внимательно, прямо в душу…
Иду домой с дебильной улыбкой и учебником по нумизматике (он дал почитать). Пришла, дверь закрыла, сползла по стене — коленки дрожат, в голове звон… А через пару дней мамка запалила пропажу, дала сказочных звиздюлей. Так завязалась наша нежнейшая нумизматическая дружба с этим парнем. Я приходила каждую неделю, приносила какую-нить фигню из цветного металла и заглядывала ему в глаза. О, жестокое небо… А он, утратив бдительность, уже не прятал альбом в своей тачке. И даже приносил мне очень ценные монеты — показывать.

А потом я не стала приходить, потому что мне было совсем плохо. Мой детский мозг просто не в состоянии был понять какого хрена со мной происходит. Каждый божий день я отсчитывала дни до субботы, каждую ночь он мне снился, ну или почти каждую… Не пошла я, значит, к нему ни через неделю, ни через две, и всю зиму не приходила тоже. Потому что мне казалось, что если увижу его ещё хоть раз, то умру прям на месте от разрыва сердца. По весне вроде бы привела мысли в порядок. Мать периодически напоминала о том роковом для меня дне «где часы, курва!» И вот, я решилась на встречу. Прихожу, знач, и вижу — мужик, который постарше — есть, а Моего Юры нету. На следующей неделе его тоже не было, и потом тоже…

В мае иду мимо, не надеюсь ни на что, а он стоит, такой весь высокий, красивый без этой своей куртки дутой… спиной ко мне.
«Юрка, к тебе.» — Позвал его второй. Он повернулся, смотрит на меня своими прекрасными глазами, вспомнить пытается. А я смотрю на него.
«А… нет у меня больше альбома.» — Взгляд печальный и укоризненный.
«Как нету..»
«Я ждал… Ты не приходила. Альбом не убирал в машину, ну и кто-то сделал ему ноги.» — Он вроде бы даже улыбнулся мне своей улыбкой Моны Лизы.
Я смотрю ему в глаза, мне больно, как если бы я, к примеру, решила посмотреть на солнечное затмение без специальных очков. Заклинаю мысленно «Юрочка, прости меня, родной, мне так жаль, это я виновата. Я так хотела придти и боялась, потому что дура. Ты такой красивый, чем помочь тебе только. Я бы всё отдала, чтоб вернуть время назад…»

Так и не подобрав подходящих слов, я развернулась и пошла бодрым маршем, потом побежала, размазывая сопли по роже…
Такие вот дела. Юра… или как там тебя зовут, чувак. Если вдруг ты это читаешь, знай — я страдала.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *