потрясением была манная каша. Ее варили на завтрак раз в неделю. И вот, представьте: плывет по морю огромная железяка, в ней человек 30 народу — «на нем мерзавцев сотни три» — или не плывёт, а стоит у чужого пирса, и снаружи разговаривают по-китайски, например — а ты идешь по длинному коридору, слева двери в каюты, справа дверь в ЦПУ, и запах соляры из машинного отделения гибнет под запахом манной каши из камбуза. Он проникал везде, весь пароход пах манной кашей и бил тебя в голову контрольным дежа вю. Вроде бы ты в детском садике, только садик железный, детки большие и мрачные, за окном вода или филиппинцы, и мама фиг тебя заберет еще месяца два. И ладно бы на ужин ее давали, утром-то человек совсем безоружный, идет в кают-компанию или в столовую команды, кому где назначено, и с мрачной рожей жрет свое детское горе.
Лора Белоиван