В гастрономе на совсем темно, одна лампочка тускло мерцает в полутьме

 

В гастрономе на совсем темно, одна лампочка тускло мерцает в полутьме Из щелей страшно дует. Никто в очереди и не возмущается, и не ворчит. Давно привыкли, что не топят. Одной бледной даме

Из щелей страшно дует. Никто в очереди и не возмущается, и не ворчит. Давно привыкли, что не топят. Одной бледной даме становится плохо, и она падает прямо на руки стоящего позади мужика. Несколько человек, её поддерживая, поднимают робкий голос – не пропустить ли несчастную без очереди Какая-то старуха в платке выходит из толпы, приближается к даме, пристально смотрит в упор, и вдруг начинает вопить беззубым ртом:— Я тебя узнала, тварь! Люди! Не верьте ей! Она позавчера в такой же обморок специально падала, чтобы без очереди пройти. Лахудра!

Хитрую даму вышвыривают вон из магазина, не дав сказать и слова в свое оправдание. Толпа едко бурчит:
— Гадина, мразь, животное. — Бледная что-то кричит в своё оправдание с другой стороны запертой двери, но пурга заглушает её слова. С этой стороны дверь держат ногами:
— Проваливай!

Инженер прислонился горячим лбом к стеклу, и провожает даму взглядом, изломанная её фигура крадется обратно домой между сугробами. Полчаса прежде он приглядывался к ней, фантазируя. Интересно, за сколько бы еды она отдалась

Ровно в девять в магазине включается радио. Поют пятый гимн. Четвертый, третий, второй и первый пели в 6, 15, 12 и 9. Теперь это обязательно, и попробуй не подтяни. Продавец прекращает рубить куски, вытирает руки о грязный халат, садится на чурбан, и закуривает, негромко всем подпевая:
«… Не удалось поставить на колени
В величии воспрянутый народ…»
В очереди смесь маниакального воодушевления и трагического отчаяния, через час магазин закроется, и успеют ли

— Будьте любезны, три килограмма еды, пожалуйста, — говорит инженер.
— Три не будет, — отвечает лениво продавец,
— Пардон — инженер не понял ответа.
— Смерзлась, топор не берет, есть куски по 6, по 7 кило. — Рубщик протягивает прямо под нос ему обледенелый шмат еды.
— Какой самый маленький — спрашивает в ужасе покупатель, понимая, что ни на какой уже не наскребает.
— Пять кило семьсот. Будешь брать
Инженер вздыхает, и отходит прочь. Денег у него только на три.
Он бредет, как в тумане, обескураженный нелепостью ситуации, и уязвленный насмешками в спину. Что же ему теперь делать Дома только луковица и тощая кошка. Придется её сварить.

 

Он не проходит и ста метров, когда его валят с ног, и выдирают из рук авоську. Он вскакивает из сугроба, и бежит за бледной дамой. «Как ей только удалось, и откуда у неё взялась такая сила» — думает он, отчищая лицо от снега, быстро её догоняет, и валит уже сам.
— Там нет еды, дура, — шепчет он сверху, выхватывая сумку обратно. — Там чертежи.

Они лежат у здания детского сада, под кустом огромной ивы. Он засунул ей руку в панталоны, и трогает там мокрыми пальцами.
— Не здесь, — просит она.
— Пошли ко мне — вдруг предлагает он, сам удивляясь своей наглости. — У меня кошка, и лук. Сварим.
Она моргает впалыми очами, сверкающими в обрамлении голодных синяков: «Я согласная». Снежинки на её ресницах тают, смешиваясь со слезами. Красивая.

Инженер встает, бережно её поднимает, отряхивает с пальто снег, и ведет домой, любезно предоставив согнутый локоть. Счастлив ли он Вряд ли. Кошку теперь придется делить на двоих. Был бы чеснок, да сметана. Он вспоминает, как пять лет назад готовил кролика. Мысли о сексе пропали, совсем уступив место мыслям о еде.

Игорь Поночевный

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *