Истории из жизни реальных людей
Прямо на улице раскинулся длинный стол, покрытый скатертью самобранкой. На столе красовались пузатые графины, наполненные напитками немыслимых цветов, множество разномастных тарелок, блюд, и еще каких-то посудин, неведомого происхождения и еще более подозрительного содержания. Петрович чувствовал душевный подъем, всем своим видом он демонстрировал важность происходящего события. Шутка ли Дочь замуж выдает! По этому торжественному случаю Петрович, как полагается, отправил с утра «поллитру» на разведку в собственный организм. Организм с радостью принял гостью, и душа Петровича ликовала. Народу собралось много. Пришли со всей округи.
Дядя Саша играл на аккордеоне все самое лучшее и любимое, всегда современное: «Виновата ли я…», «Вот кто-то с горочки спустился…» и еще что-то из своего особенного репертуара. Надо сказать, что и модная магнитола украшала собой импровизированную тумбу, сооруженную Пашкой, другом жениха, специально для торжества. Но почему – то все отдали предпочтение аккордеону к великому удовольствию дяди Саши.
Царственно прошла к столу Марь-Петровна в широченном цветастом платье и здоровыми круглыми бусами, по разумению Петровича, сделанными явно из яиц страуса, не меньше. На плечи была накинута шаль-паутинка, которой хозяйка гордилась особенно. Голову Марьи Петровны венчал неизменный кукиш. Если бы Елизавета Вторая знала о существовании в природе Марьи Петровны, она бы тотчас же уступила ей свой трон, ибо явно не дотягивала да последней в величии. Так, по крайней мере, думала сама Марья Петровна. За ней мелкими шажочками прошел почти незаметно Василь-Иваныч, супруг владелицы чудо-бус и великолепного кукиша, мужичок небольшого роста и мелкими чертами лица, на котором навечно застыла заискивающая улыбка. Чета носила редкую фамилию – Ивановы. Они были прямыми родственниками Петровича. Надо сказать, что Мария Петровна являла собой образец нравственности и порядочности. Шла она на свадьбу племянницы с четким намерением блюсти эту самую нравственность и не позволить дураку-брату испортить «такой день».
Молодые должны были вот-вот прибыть, и это обстоятельство вносило еще большую суету среди ожидающих. Хлопотали над последними приготовлениями.
Вдруг все услышали звучные автомобильные гудки, гости поднялись и выстроились в импровизированный коридор. Марья Петровна в нетерпеливом ожидании сбросила свою паутинку и оставила ее на спинке стула. Подъехала «Волга ГАЗ -21» — признак состоятельности и шика. На капоте автомобиля красовалась нарядная кукла-невеста с выпученными глазами. И наконец, из автомобиля вышли молодые.
Все взгляды были прикованы к невесте, наряд которой поражал воображение. Длинное приталенное платье было настолько белым, что казалось сшитым из первых легких снежинок, воздушная трехъярусная фата ниспадала на хрупкие плечи. Благодаря этому элементу невеста становилась похожей на Царевну – Лебедь Врубеля.
В общей суматохе и суете никто не заметил девочку лет 6. Она стояла на стуле Марии Петровны и, не отрываясь, рассматривала невесту. Девочку звали Люськой. Еще 10 минут назад она носилась с другими детьми по дворику. Наряд невесты так поразил Люську, что она решила во что бы то ни стало стать невестой, для этого нужно было не много. Всего лишь найти фату и, самую малость, подходящего жениха. Не обращая внимания на речи и поздравления молодых, Люська помчалась добывать жениха, предварительно подхватив с собой шаль-паутинку, так неосторожно оставленную на стуле. Женихом было решено сделать соседа Генку, он для этой роли подходил как нельзя кстати, так как не успел еще испачкать шорты с набитыми всякими нужными вещами карманами, как это делал всякий уважающий себя мальчишка. Из одного кармана торчала рогатка – оружие на всякий случай. После некоторых колебаний Генка согласился жениться, потребовав при этом кусок плетёного пирога, который он приглядел на праздничном столе. Люська видела, что невесте полагается подружка, а жениху – друг. Этими почетными титулами она наградила Светку, свою подружку и ее младшего брата Лёшку. Осталось нарядить невесту. Светка нарвала одуванчиков и сделала из них венок. Чтобы получилась «шикарная фата» одуванчики продели в дырочки шали-паутинки, сделав сборку. Пока мастерили фату, Люська старательно «делала макияж», стащив у матери красную помаду и кремовые тени ярко синего цвета. Итак, торжественный момент настал и пара «новоиспеченных молодых» торжественно прошагала к импровизированному танцполу. В это время как раз объявили танец молодых. Заиграла музыка и … гости в изумлении поднялись со своих мест. Сначала воцарилась тишина, которую взорвал гомерический хохот всех присутствующих.
Посередине дворика танцевали молодые. Люська, в уникальной фате из одуванчиков и бывшей шали-паутинки и в платье цыплячьего цвета, на подоле которого красовалось недавно поставленное пятно от морса или компота, «вальсирует» с не менее интересным персонажем Генкой. На рубахе Генки — пучок одуванчиков, предварительно вставленный в прореху, сделанную для этих целей самим Генкой. Веснушчатую физиономию украшает смущенно-испуганная улыбка, Генка явно не ожидал такого внимания. В руках у невесты, как и полагается, букет из одуванчиков и еще каких-то незатейливых цветов, на ногах красные туфли 40 размера на высоких каблуках. Вдруг из толпы собравшихся и хохочущих гостей выскакивает Марья Петровна, узревшая свою драгоценную шаль. Она совсем забыла, что пришла блюсти порядок и начала свою речь, переходящую в визг, с самых затейливых слов могучего русского языка. Их мы по причине цензуры повторять не будем.
Незадачливую невесту увели, смыли растекшийся от горьких слёз макияж, накормили обоих «молодых» вкусными пирогами и отправили гулять. Наказания не последовало, потому что в момент выше описанного танца все уже вместе с Петровичем употребили напитки из пузатых графинов, Марья Петровна еще немного покипела, как самовар, но потом продолжила веселиться, забыв про испорченную шаль.
Спустя несколько лет Люська, ставшая Людмилой, привезла Марии Петровне почти такую же красивую и тонкую шаль-паутинку.
Елена Горшкова