Я в нашем браке — терпила.

 

Я в нашем браке - терпила. В словаре это слово означает слабый, не способный постоять за себя человек. А в криминальном жаргоне пренебрежительное терпила - это жертва преступления,

В словаре это слово означает «слабый, не способный постоять за себя человек».

А в криминальном жаргоне пренебрежительное «терпила» — это жертва преступления, потерпевший.

В принципе, мне все подходит.

В нашем потерпевшем кораблекрушение браке я — жертва насилия над собой.

Про «терпилу» я ляпнула на празднике, где было много твоих друзей.

Все восприняли это как шутку, но ты обиделся на нее, и процедил сквозь сцепленные зубы: «Дома поговорим».

Ты всегда обижался на правду.
Не просто обижался — наказывал.

Если я смела сказать о своих чувствах, ты криком до вздутых вен доказывал, что чувствую я не правильно, или — что еще страшней — восклицал пораженно-угрожающе: «Ах, вон оно что!!!», полыхая негодованием.

И я сжималась от ужаса и тут же начинала жалеть о том, что сказала. Вот в одном фильме был такой прибор, который мог стирать память на нужный промежуток времени, и я всегда отчаянно жалела, что такого прибора не существует за пределами фантастических триллеров.

Исправить ничего нельзя. Стереть нельзя. Вот сдалась мне эта чертова правда Вот зачем

Жили — не тужили.

Ты наказывал меня изощренно. Либо хлопал дверями, либо проучивал (ах терпила Ну я покажу тебе, что такое терпила), либо унижал, либо не давал денег, либо замыкался в себе, отталкивал мои руки, когда я подходила.

Любая ссора заканчивалась словесным парадом твоих побед и объяснением мне, что я плохая жена, не ценю тебя, не даю то, что тебе надо, а только потребляю.

Самое страшное, что я так всегда радовалась за тебя, так нахваливала, что совсем не понимаю, о чем речь.
Не понимаю, как это делать сильнее

То есть я отдаю максимум, а тебе это так мало, что ты даже не замечаешь.

Это как … ты хочешь пить, я отдаю всю имеющуюся в доступе воду, а тебе этого критично мало, ну, как глоточек. Не напился — только раздразнился.

Эти разговоры о победах начались, когда закончились победы. Я прямо почувствовала, как ты изменился. Такой крутой, свободный и успешный, ты вдруг оступился, потерял доверие, выпал из пула приближенных к начальству.

Аппаратная машина хотела тебя выплюнуть, но ты удержался на какой-то невнятной должности.

То есть должность есть, кабинет есть, обязанности есть, а ценности нет.

Однажды ты заболел, под утро поднялась высокая температура, и ты заснул в 6 утра, решив позвонить шефу и отпроситься в 9 , когда начнется рабочий день.

Видя, как тебе плохо, я на свой страх и риск забрала телефон с установленным будильником, решив, что сон тебе сейчас ценнее ответственности.

Если бы тебе звонили, я бы тебя разбудила. Но тебе не звонили. Ты проснулся в 14, и долго орал на меня осипшим голосом.

Ты орал на меня за мою инициативу, но мы оба понимали, что ты орал от расстройства: тебя не хватились на работе. Никто не заметил твоего отсутствия.

Это очень характерно.

Ты орал, а мне хотелось тебя обнять. Сказать: «Да не переживай, все наладится!»

Ты совсем не умеешь меня замечать.

Так было всегда, и это конечно, моя вина. Надо было или с первого дня растить свое «Я», или не жаловаться.

Нельзя на седьмом году брака вдруг проснуться как вулкану.

Мы вчера шли после праздника, ты вез коляску с сыном, я несла цветы, объемные, завернутые в целлофан.

И ты вошел в подъезд, я шла следом, прямо сразу, и ты даже не подумал придержать дверь, она захлопнулась перед моим носом. И я долго искала ключи от домофона, одной рукой, уткнувшись в целлофан, и думала о том, что в этом вот вся наша семья. Есть ты. Есть я. И захлопнутая дверь между нами тоже есть.

Я ни разу в жизни не сказала правду безнаказанно.
И я теперь или молчу или вру.
Вру во благо, чтобы тебя не рассердить.

Получается, я живу какой-то выдуманной жизнью, не своей. Я ее изображаю, угадываю, какая я тебе понравлюсь, имитирую удовлетворенность жизнью.

Получается тебя нельзя любить честно.
Любить и быть собой при этом.

Тебе надо улыбаться (ты не любишь нытье), о тебе надо заботиться (ты не знаешь даже, где взять носки), тебе надо кивать (ты называешь это поддержкой), тебе надо молчать, если ты зол (не перечить!).

Я прогнулась под тебя, и это, конечно, моя ответственность.

Я была так слепо влюблена в тебя, так радостно дарила свою жизнь, потому что думала, что ты гений.

Прислуживать гению — это миссия.
А ты оказался не гений. Так, обычный несупергерой.

Ты не виноват, просто моя красивая миссия осыпалась карточным домиком.

 

Однажды я летела в самолете от мамы.

Я сама регистрировалась на рейс, и сама выбрала место, у окна, как я люблю.

И рядом со мной сидел мужик со страшным перегаром. От него пахло просто ужасно: старым перебродившим потом. Мы летели 4 часа. Пересесть некуда, самолет битком. Отчаянно мутить меня начало где-то через час.

Мне было так плохо. Хотелось сделать замечание. Но зачем Что это изменит Что сказать

«Зачем вы пьете»

Мое замечание ничего не изменит, только повысит градус напряженности.

И я молчала. К посадке, через 4 часа, я этого мужика просто ненавидела.

Вот в браке я чувствую себя также.

Я выбрала это место, я пристегнута, но мне плохо, но я не могу и не хочу делать замечаний. Это ничего не изменит.

Я слабая. Я смотрю вот на тех женщин, которые в телевизоре зовут в равноправие, которые умоляют любить себя, ни дня не терпеть абьюз, ценить свою жизнь и думаю: я не смогу.

Девочки, вы сильные и ваши советы существуют для сильных. А есть еще мы, слабые.

И дело даже не в том, что я живу в маленьком городе, и не в том, что у меня крошечный, вечноболеющий ребенок, и не в том, что я не умею зарабатывать.

А в том, что я слабая.
Без того самого стержня. Так бывает.

Не всем же вести за собой, кому-то надо идти за вами.

Вот я могу идти за тем, кто ведет, и никогда не смогу стать тем, за кем идут.

Для таких, как я, нет тренингов.
А ваши советы для меня невозможны.

Если я вас послушаю, красиво психану, соберу вещи и уйду, громко хлопнув дверью, то умру тут же, рядом с лестничной клеткой от того, что сердце выпрыгнуло из груди.

Мне некуда идти. Просто некуда.

Нет, я могу, конечно, дойти до какой-то гостиницы и умереть там. От страха перед будущим.

Ведь без ребенка я не уйду, уйду с ним, а значит, он будет смотреть на меня своими огомными глазами и ждать подвигов. А какие подвиги может совершить оруженосец

Ну, я вас умоляю.

Во мне, заклеванной, потерянной, несчастной, совсем нет ресурса на подвиг. Я же вычерпана.

Ненависть тоже энергия, но в том то и дело, что нет ненависти.

Ты не виноват, что ты не герой и не гений.
Это я виновата, что обозналась.

А может даже загубила героя. Может, другая женщина сделала бы тебя гением. А я не смогла.

Я вообще мало что смогла в этой жизни. Я даже рожала не сама. Кесарево.

Всё не сама и жизнь не моя.
Так грустно…

И самое страшное, что со стороны я выгляжу вполне счастливой. Выхватившей счастливый билет. С выигрышем.

Вот и живу терерь под пулом завистливых взглядов моих одиноких подруг, а сама страстно завидую им.

Приходить домой и ничего не играть, никому не соответствовать и никого не бояться — это моя мечта. Недостижимая.

Я умею варить суп. И смотреть телевизор. И гулять с ребенком.

Я живу на подхвате у тебя.

Если ты будешь падать, я брошусь и стану тебя держать двумя руками, сколько хватит сил.

И знаю, что если упаду я, меня никто не подхватит. Потому что ты мне умеешь замечать кого-то рядом с собой.

Просто не умеешь.
Не потому, что ты плохой.
А потому что ты не супергерой.

И знаете, я подозреваю, что нас таких полно, оруженосцев, потерявших уважение к своим Дон Кихотам…

Основано на реальных событиях не моей жизни.

Ольга Савельева

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *