Истории из жизни реальных людей
Была весна. Я весной сам не свой. Жизнь кажется неприглядной. В марте еще ничего, а в апреле… Воздух такой. В носу тревожно. И в животе. И как-то… Пологрудо, что ли Будто все понарошку. Жена понарошку, работа понарошку, планы, друзья, ты сам. На птичку смотришь вот птичка. На кота смотришь вот кот. И чего И чего, и чего, и чего. Скачет, прыгает в голове, как шарик для пинг-понга, а ты его ловишь как бы мысленно, а поймать не можешь. Не то чтобы страшно, но спать трудно. А вчера не выдержал. Встал в два часа ночи. Пройдусь, говорю, Люда. Не спится. Ноги разомну. Люда молчит. Я молчу. Думаю, конечно, пытаюсь понять, но даже думается сумбурно. Словно я бегу от кого-то или куда-то. Или не бегу, а должен бежать, только не знаю от кого и куда. Не сумятица, хотя похоже. Вот жил ты, жил, а тут бац и проснулся на чужом месте. Да. Именно так.
Оделся, вышел тихонечко, спустился лифтом. Запахи. Конец апреля. Не только ручьи пробуждаются. Если б только ручьи, было бы легче. До «Агата» пошел. Мне беспокойно просто так ночью по улице бродить. Мне цель нужна. Цель оформляет. Например, сигарет купить. Они есть, но мало, а надо много. Зачем много, почему много я не знаю. Пусть будут. Очень надо. Надо и всё. А кругом ночь будняя. Ни пьяных, ни людей, никого. Фонари. Все ровненько светят, а один мигает. Постоял под ним. Мигает. Ладно. Дальше пошел. Камень. Пнул, еще пнул. Шебуршит. Надо же. Камень. У «Агата» пусто. Неон. Полукругом на асфальте лежит. Где неон, думаю, мертвое, а где его нет живое. А вот граница. Переступил.
Света работает. Или Таня. Или новенькая. Не важно. А что важно не пойму. Так, мол, говорю, и так, а сам ничего не говорю. «Винстон» синий купил. Это помню. Артикулировал. Из-за Черчилля это. Только из-за Черчилля. Дали. Оплатил. Шагнул в неон. Закурил. Дом торцом стоит. Пять этажей. Свет на третьем горит. Сосчитал. Зайду, думаю. Все мы братья, когда не сестры. Пикнул домофонным ключом. Он у меня универсальный. Я домофоны устанавливаю. И видеокамеры. Одинокая работа. Ходишь, ходишь. Провода. Отвертка амперная. Сунул руку в карман. Действительно отвертка. Правда, обычная. Длинная такая, на шило похожа. И когда я ее взял Взял ведь. Нужна, значит. Вещи без дела нельзя. Вещь без дела душой хиреет и ржавчиной покрывается. Не допущу!
Поднялся на третий этаж. Квартира слева. Позвонил, постучал, полаял негромко. Люблю собак. «Поцалую в мёкрый носик, мялый пёсик». Когда собачку встречу, всегда так говорю. Кормлю их иногда. Люда говорит, что я сентиментальный. Еще постучал. Кто там, спрашивают. Я растерялся. А кто, думаю, там Уж не смерть ли Или смерть А если смерть, то чья Их Моя Общая, как баня Странные какие-то. «Кто там». Еще бы «кто ты» спросили. Откуда мне знать. Хотел глазок рукой закрыть. Хотел пискляво сказать вы нас заливаете, сколько можно! Отвертка, шило, дверь, «кто там», свет в окне. Не закрыл. И не сказал. Вниз спустился. Вернулся к неону. Встал на границе между жизнью и смертью. Пограничник Семен. Чудесная ночь, не правда ли
Смотрю девушка идет. Шатко, валко, а ноги длинные, неудобно. Укоротить бы по колени, думаю, увереннее бы пошла. Приблизилась. Шея длинная, кожа тонкая, венка синяя. Нельзя, говорю, тебе в неон. Он смерть символизирует. Умрешь ты. Смеется. Псих, говорит. Я выпить хочу. Купи, говорит, раз умру. Купил. Бутылку коньяка. Самого дорогого. На лавке сели. Весна, говорит. Весна, говорю. Смотри, говорю, отвертка у меня. Достал. Смотрит. Блестит, говорит. Сталь, говорю. Как шило. Шило, говорит, в мешке не утаишь. А в человеке, спрашиваю. А в человеке, говорит, можно. В человеке, говорит, даже человека можно утаить, такие дела. Такие дела… У Чижа песня такая есть. Я играю. Вы не знали Я играю. Пойдем, говорю. Куда, говорит. Ко мне, говорю. С женой познакомлю. Коньяк будем пить. На гитаре играть. Псих, говорит. Псих, говорю. Пошли.
Она пьяная, я трезвый. Равновесие. Фонарь, говорю, мигает. Камень, говорю, шебуршит. За руку взяла. Пальцы. Пять штук. Тонкие. Пришли. Поднялись лифтом. Открыл тихонечко. Зашли. Свет включил. Люда, говорю, я вернулся! Со мной пьяная девушка с улицы. Ей жить негде. Мы с ней будем на гитаре играть и коньяк пить. Ушел на кухню. Слышу визг. Из комнаты. Люда, думаю, Людочка! Не Людочка. Она. Сама не своя. Бледная. У тебя, говорит, манекен в кровати лежит! Что, блядь, с тобой! Ничего, говорю. Это Люда, моя жена. Вы пока познакомьтесь, а я коньяк разолью. Тебя как зовут Полина, говорит. А голос дрожит. Странная какая-то. Я пойду, говорит. Нет, говорю. Выпьем, попоем, тогда пойдешь. Иначе не по-христиански. Села. Лицо ладонями закрыла. И я сел. «Едва соприкоснувшись рукавами». Люда, говорю, ты будешь коньяк Молчит. Люда, говорю, ты будешь коньяк Молчит. Люда, говорю, ты будешь коньяк Молчит. Люда… Не успел договорить.
Полина вскочила и как закричит это манекен, блядь! Манекен! Ебаный ты утырок! Я уши зажал. На пол даже от страха сел. А Полина в коридор сбегала и примчалась с отверткой. Блестит. Сталь. Вот, говорит, смотри. И давай Люду отверткой тыкать. С оттяжкой. Раз, два, три! А Люда молчит. Как, думаю, она молчит, если ее отверткой тыкают Не может, бубню, такого быть. Разнюнился. Заплакал. А Полина уже с кухни пришла. На, говорит, залпом. Выпил. Пригляделся. Манекен. А Люда, думаю, где Так на юг уехала, к родне! В Краснодарский край. Вот ведь, думаю, память. Решето какое. Успокоился. Завтра позвоню. По телефону очень близко можно быть, если говорить правильно. А Полина мне еще стакан налила и ушла. Утром, говорит, ты переедешь. Куда это, спрашиваю. А куда надо, говорит. Ложись давай. Лег. Чую в носу смирно. И в животе. И уже не так пологрудо. Коньяк. Или Полина. Или манекен. Не знаю почему.
Павел Селуков