Местные жители, естественно, покупали точно такие рации и прослушивали переговоры. Нередко и сами выходили на связь.
— Багрец! Багрец! Я Ревель, прием! – вызывал один командир другого.
— Багрец на приеме!
— Переходи на две вверх!
Оба командира и тайный слушатель переводили переключатель частот рации на два деления вверх.
— Багрец! Мне нужна коробочка (значит — машина) до Ханкалы.
— Мои еще не вернулись.
— А когда
— У меня есть УАЗ! – рапортовал голос с кавказским акцентом.
— Ты еще кто
– Аслан с Борзоя. Кафе «Беркат» знаешь
— Знаю.
— Мой.
— Нужно срочно смотаться в Ханкалу.
— Не вопрос. Запрягаю.
Аслана в полку знали, но главное, знали его в Итум-Кале и Шатое. Передвигаться с ним по горам было безопасно. Рядом с нашим полком жители близлежащего села Борзой разбили рынок. Там можно было купить решительно все. От жевательной резинки до асфальтоукладчика. На рынке располагались многочисленные вагончики-кафе. Одно из них именовалось «Беркат», о чем гласила кривая надпись «беркат горячи плов манте». «Беркат» — это написанное с ошибкой слово «Беркут», позывной командира полка. Принадлежало кафе горцу Аслану. Там подавали лучшие манты в Аргунском ущелье.
Однажды в начале осени я заступил на сутки помощником дежурного по полку. В три часа ночи в дежурке ожила рация. Сквозь помехи я различил крики, звук бьющегося стекла.
Какой-то горец орал на полковой частоте:
— Беркат! Беркат! Приди Беркат!
Командиров-чеченцев в части не было. Я схватил рацию.
— Кто это
— Саид Эмин! Беркат срочно!
— Командир сейчас отдыхает! Что вы хотели
— Манты жи есть
— Какие манты Где вы взяли рацию
— Беркат! Кафе-манты! Бухой Терлецкий.
Выяснилось, что на связь вышел Саид Эмин, повар из кафе «Беркат». Вечером в кафе нагрянула компания пограничников из соседней части. Полночи они керогазили. Потом ушли все, кроме известного в округе дебошира и пьяницы капитана Терлецкого. Проснувшись, дюжий пограничник включил режим былинного богатыря и принялся громить кафе. Я пытался дозвониться до погранцов, но в отряде не отвечали.
Саид Эмин угрожал вызвать чеченских милиционеров. Большинство горцев в милицейской форме не говорили по-русски. Дело могло закончиться стрельбой. Пришлось брать пару бойцов и идти разбираться с распоясавшимся Терлецким.
Когда мы прибыли к вагончику, Саид и Эльза убирали осколки разбитой посуды. Расхристанный Терлецкий неожиданно мирно спал на лавке. Мы подхватили его и втроем потащили в полк. Периодически один из нас проваливался в грязь, Терлецкого роняли, не открывая глаз он тихо пел:
«Стережет границу от всяких лиходеев
Ихамать! Ихамать! Отряд отборных сов»
Наконец, мы подтащили дебошира к зиндану — яме в земле, накрытой решеткой — самодельной гауптвахте. Предстояло открыть решетку, преграждающую доступ к яме. Я окликнул солдата на вышке, ключ был у него. Никто не ответил. Тогда я забрался по лестнице на пост. Срочник–якут бросил автомат, а сам дрых в углу. Я толкнул его.
— Собака! Ты чего спишь на посту
— А
— Хуй на! Бойки взяли Грозный.
— Давно – вскочил солдат.
— Лиходеи! – послышалось снизу. – Совы! Ихамать!
Я забрал ключи, открыл решетку. Один из бойцов патруля спустился по приставной лестнице в яму и приготовился принимать буйного капитана. Терлецкого мы не удержали, он грохнулся вниз и от удара очнулся.
Капитан осмотрелся и заметил моего бойца:
– Пива принеси, дружок!
Солдат запрыгнул на лестницу и стал шустро карабкаться вверх, но Терлецкий изловчился, схватил его за ногу, стянул сапог. Едва боец выбрался, я стал закрывать замок.
— Диверсанты! – вопил Терлецкий, карабкаясь по лестнице. Но было поздно. Кэп ухватился за закрытую решетку и подмигнул мне. – Глаза-локаторы, когти как кинжалы… Я тебя запомнил, летёха!
Ключ я передал якуту, предупредил, что в зиндане содержится опасный преступник.
Ночь прошла спокойно, а утром я доложил командиру о случившемся.
— Это не тот Терлецкий, — спросил полковник, — который стибрил с нашего полигона ростовые мишени
— Тот.
— Отлично. Терлецкого я выменяю у погранцов на мишени. А еще нужна корова. А то наша издохла. Если выгорит, с меня медаль Суворова. Пойдем посмотрим на злостного нарушителя.
Мы подошли к зиндану. На вышке никого не было видно.
— Якут! – крикнул я. – Спускайся!
— Не могу, — ответил тот сдавленным голосом.
— Почему
— Я внизу!
— Боец, живо спускайся!
— Я могу только наверх.
— Ты издеваешься
— Я в яме.
Глянули вниз, под решеткой зиндана действительно желтело плоское, как блюдце, лицо. А Терлецкий не просматривался.
— Долбаный Чингизхан, что ты там делаешь – взревел командир.
— Капитан обманул. Сказал, учения. Сказал, Алдан служил. Я его выпустил.
— А где автомат
— Забрал. Зато он сапог оставил!
Полковник невнятно выругался и принялся вызывать командира погранотряда.
— Ураган, Ураган, я Беркут!
— Ураган на связи.
— Твой Терлецкий похитил у часового автомат.
— Не похитил, а разоружил преступно спящего часового. Беркут, меняю автомат на корову. Наша издохла.
Иван Фастманов