Истории из жизни реальных людей
Володя, любимый супруг, за хлебом отправился. И — исчез! Гуля битый час его ждала, а потом волнение испытывать начала. Где это муж ее Володя с батоном “Бородинского” потерялся Неужто, неприятность какая с ним случилась Бывает такое, к сожалению, у людей. И до магазина понеслась. Но там мужа Володи не обнаружилось. И опрашивала Гуля всех встречных граждан и работников торговли: не видел ли кто-либо тут симпатичного мужчину средних лет в мохнатой шапке Блондинистого такого на вид
Но никто Володю не видел. “Много тут ходит таких — мохнатых и средних лет”. Это ей продавцы отвечали. Особенно одна — молодая и из хлебного отдела.
— Кого тут, — говорила она, — только не ходит. Недосуг нам, женщина, за чужими мужьями присматривать. Нам потребителя обслуживать положено качественно, а не посторонних мужчин — пусть и симпатичных блондинов — выглядывать.
И губы нагло красила Гуле прямо в лицо. Такое вот вопиющее равнодушие.
И поняла Гуля: случилась большая и непоправимая трагедия. И бегом домой побежала — звонить в больницы и тому подобные тревожные места. Сердце у нее, конечно, колотилось так, что было слышно его на соседней улице.
Но нигде ее Володя Карпухин не значился. И похожих типажей в тревожные места не поступало. В милицию, конечно, звонила. Но там ей хихикнули — спокойно ждите загулявшего вашего супруга и не мешайте работать органам.
И Гуля натурально от ужаса разум потеряла. Бегала полночи по району и кричала в темноту: Володяяя! Волооооодяяяя! Но на зов к ней сбегались все окрестные собаки, а муж — нет.
А Гуля все в голове прокручивала: и как прожили они в счастливом браке десять лет, и как в Сочи ездили, и как любимая дочь Маруся у них родилась. Дочь Маруся! А ей-то как известие сообщать!
Волооодяяя!
И рыдала Гуля и места себе не находила. И так до самого утра. А утром к ней родственники и близкие подруги нагрянули — поддерживать морально. Все, конечно, мнения высказывали. И звонили товарищам Володи и его же коллегам. Но никто Володю с пятницы и близко не видел. Был человек — и исчез. А куда исчез — загадка.
Гуля, конечно, на сердечных и успокоительных. Плачет все в носовые платки. И вдовство ей мерещится. И что дочь Маруся сиротка. И стены дома стали чужие и холодные. На Володин аккордеон смотрит — и рыдает-заливается. Клавиши инструмента гладит. Рученьки его, говорит, гармошку эту из рук не выпускали.
Родственники и близкие друзья, конечно, за ней ходят — утешают. Малой Марусе всякие вкусности несут и по голове ее гладят ладошками. Будто и не Маруся это, а брошенный под проливным дождем котенок.
Мужчины все больше хмурятся и молчат. Только дед Захар всякое старое вспоминает — как Володю этого Карпухина увидел впервые и как он ему не приглянулся сразу.
— Скользкий он у тебя, — говорит дед Захар, — был. И лупетки такие имел несимпатичные. Как у подлеца какого.
Все на деда с укором посмотрели, а Гуля вновь в страшных рыданиях зашлась. Но деду простительно — он очень уже пожилой человек, имеет право и заговариваться порой. Но от греха подальше Захара на кухню увели — молочным супом кормить.
А лучшая подруга Люся про инопланетян много рассказывает. Крадут эти космические пришельцы людей буквально пачками. И анализы у них всякие берут. Потом, конечно, возвращают на Землю. Может, говорит, и Володьку твоего вернут. Анализов наберут различных и к магазину подбросят. Память ему, правда, начисто сотрут. Они, инопланетяне, всегда такое совершают над людьми.
— Как сотрут-то, — это Гуля еще горше рыдает, — он ведь и нас, семью, тогда забудет! Пусть уж хоть немного памяти ему оставят!
И плачет пуще прежнего. Все, конечно, на Люсю зашикали.
Тетка Зина тогда карты достала — расклад делать. Сопела, карты свои хитро перекладывала. И молча губами шевелила. Все на тетку Зину смотрели и дыхание задерживали — ждали точного адреса нахождения пропажи. А она карты вдруг сгребла в кучу, вздохнула и Марусе яблоко наливное сунула.
Гуля такое увидела и взвыла тихонько. И убежала в дальнюю комнату — рыдать там в голос. Все, конечно, за ней побежали.
— Нашатыря! Нашатыря несите!
— Гуля, гуманоиды зачастую вполне душевные люди! Обследуют и сбросят у ларька!
— Стакан воды подайте!
— Подлец!
— Окно откройте для кислорода!
— Зовите доктора!
— Деда Захара уже уведите куда-нибудь!
Тут вдруг в двери ключи забрякали — родственники и друзья разом замерли, прислушались: кого там еще принесло! А Гуля рот платком прикрыла и в прихожую кинулась.
— Это он, — кричит, — я его уж милые шажочки завсегда узнаю! Володенька мой вернулся! Свет мой и радость жизни!
А в дверях и правда — милый Володя. Зашел аккуратно и прокашлялся. Ботинки снимает. Гуля ему на грудь бросаться, конечно. Где же ты, мол, соколик, хаживал, куда тебя ноженьки завели! И все ли у тебя прекрасно с самочувствием И буквально с ног валится от чувств.
А Володя подле Гули как-то чурбаном стоит.
— Ну, будет ужо, — говорит, — будет слезы зазря тут пускать…
И шапку меховую в руках тискает. Глаза в потолок уставил.
— А чего это за собрание — вдруг произносит сердито. — Уж и за хлебом человеку не сходить. Пошел себе за продуктами — проветриться и побыть наедине с собой. А сейчас вот взял и вернулся. А тут уж меня, живого и здорового человека, хоронят!
— Сутки же, Володенька, — Гуля ему в грудь кулачком стучит, — натуральные сутки тебя дома не наблюдалось! Я уж все страсти передумала в голове!
— Так и что же, — Володя ей недовольным голосом отвечает, — счет времени каждый человек потерять может. Никто не застрахован. Вечно вы, женщины, глупости выдумываете. Лишь бы пострадать вам.
— Подлец! — это дед Захар с молочным супом наконец управился и пришел на чудесное явление полюбоваться.
Все на деда руками замахали и увели программу “Сельский час” глядеть.
А Володю за стол усаживают — кормят холодцом, который тетка Зина приперла. И Гуля счастливая сквозь слезы улыбается. И дочь Маруся радостная под столом сидит — за лодыжки гостей хватает и просит Люсю про пришельцев еще рассказывать страшное.
Володя холодца поел и скучный стал. На часы все смотрит. И то мусор рвется вынести, то покурить на улицу сбегать. Но его все не пускают, за рукав хватают и осаживают — мало ли.
К ночи расходится родственники и друзья решили. На прощание кричали: “Горько! Горько!”. А Гуля смущенно Володю целовала в щеку.
И из квартиры гости радостно выкатываются наконец. А на площадке продавщица стоит. Из хлебного отдела которая. И личико у нее злое. Стоит с губами в помаде. Нервно ножкой подрыгивает.
Володя ее увидел и побелел аж лицом. И пассы руками делать вдруг необычные начал. Будто он Кашпировский. Продавщица эта хмыкнула, головой качнула и сказала вдруг казенным голосом:
— Сдачу, мужчина, забыли. Сдачу свою несчастную заберите. Нам чужих денег на кассовом узле держать не положено.
И сует Володе пять рублей мятых. И бежит по ступеням вниз. А Володя пять рублей этих рассматривает и вид у него вовсе убитый сделался.
Каналья