Истории из жизни реальных людей
Грязный дворник с лопатой, замотанный накрест пуховым платком. Труба завода, коптящая сизый простуженный воздух. Пяток панельных хрущевок с венецией луж между ними. Помойки, граффити, транспорт с морозными окнами, в которые дышат пенсионеры. Такая драма, что еле дышишь: ведь было ж море, коленки, пальмы, креветки с розовым вспоротым брюхом. И всё закончилась. Жизнь накрылась. Теперь полгода без фотографий – ну, разве водку какую щелкнуть с посконным салом, борщом и луком. Такого не было меж креветок, хотя душа-то стыдливо тянулась.
Вот я качаюся на качеле. Вот выхожу из кустов франжипани. «Баба на дереве», «жопа в воде» — вообще типа солнышка на ладошке: они есть у всех, и они отражают биение жизни, горение сердца. Теперь всё не так: едкий Питер повсюду, сугробы, сугробы, какие-то лужи, тепло батарей и душок от капусты — соседи в панельке чего-то готовят. Капусту, чего. Может, тушат с томатом, а может – и щи у них будут к обеду. И смотришь на эти вот жопы в воде, из всех своих сил попытавшись завидовать. Но нет, не завидуешь. Знаешь локейшон: там дальше помойка, каких во всем мире не сыщешь вообще: это с Явы наносит. Большим океаном. Там пластик, пакеты и дохлые рыбы. А если правее — то куча заброшенных жалких кафе, крестом заколоченных, словно платочком. Пуховым, как дворник. Поскольку ковидлы накрыли весь бизнес. И нету людей, нет сёрферов, пьянок, серьезных экологов, которые пляж разгребут от дерьма. Вот только качелька. И то — в этом ракурсе. И жопа немножко. И то, если сверху.
Я тоже была вот такой, инстаграммной. Пока не застряла на Боракае. Спустя лет одиннадцать этих терзаний, что есть хорошо — это тропики, море. А есть вот заснеженный, грязненький Питер — бежать, ненавидеть, страдать и стремиться отсюда свалить на полгода, не меньше. И был Боракай. И меня отпустило. Там пляж инстаграмный настолько, что можно побить этой картой Мальдивы и Бора. Но я поселилась вообще не на пляже, а дальше: вглубь острова. Всю катастрофу я видела лично, её проезжала и ей поражалась, царапая веки. Дома из газеты. Немытые ноги. Грибок, нищета, бесконечно — помойки. Спустя пару лет этот остров закрыли. Зачем-то — от въезда богатых туристов, которые часто дерьмо разгребали. Ну эти, осознанные. Из заграницы. Которые вовсе не попадали вглубь острова, где я царапала веки. И делали фотки себе на качелях, в воде и деревьях. А после, наверно, фигачили эти свои сугробы, рыдая по тропикам, как по раю.
Не светит сейчас нам плюс тридцать к полудню. Не светят креветки со вспоротым брюхом размером, возможно, с приличного лобстера. Нет солнца. И шорты пылятся на полке. Но есть два какао с цветными зефирками. Красивый кабак с новогодней гирляндой. Смешные, забавные шапки с ушами. И хлопьями каши чарующий снег.
Шампанское есть. И такси с меткой «бизнес», в котором играет приятная музыка. Друзья с пирогами — шарлоткой и кишем. И если мы видим цветы за дерьмом, огромное море и низкое солнце, то черт побери… Улыбнемся и снегу. И этой вот вкусной и сладкой какаве. И шапке. И транспорту. Ну, хоть чему-то. Поскольку улыбка должна жить внутри. А внешнее — очень у нас избирательно. Ну, хочешь — страдай. Хочешь — вечно пляши.
Алёна Чорнобай