В ПОЛЁТЕ

Свет докового файла, исходящий из «яблочного» монитора, противно чесал глаза бизнесмена Жерехова. Но до приземления очень хотелось добить этот вредный договор. Жерехов перевёл уставшие глаза на иллюминатор: за ним было лишь клёпаное крыло «боинга», разрезающее белую облачную пелену. Другому пассажиру было бы совершенно наплевать на эту унылую картину. Но Жерехов встрепенулся и, передёрнув рукав пиджака, глянул на часы (он, конечно, мог бы посмотреть время на экране ноута, но слишком уж классные были «Тиссоты», врученные начальством на тимбилдинговой церемонии повышения в должности).
21:39. Ой-ёй-ёй.
Бизнесмен отстегнул ремни, протёк сквозь две пары соседских коленей, поправил мятый костюм и ринулся к туалетам, подпрыгивая от полётной трясучки.
— Прошу Вас вернуться на место, — безликая стюардесса выросла, как обычно, из ниоткуда, — Мы вошли в зону турбулентности и…
— Да-да-да, знаю. – огрызнулся Жерехов. – Но мне очень надо ТУДА. Вы б лучше срок годности томатного сока проверили.
Пока стюардесса размышляла, к чему он клонит, Жерехов просочился мимо неё, выудил из ящика выпуск «Ведомостей» и одним прыжком очутился у створчатых дверей ватерклозета. Замок был повёрнут на «Занято», но это бизнесмена не остановило. Он постучал три раза, косясь на стюардессу, возобновившую преследование. Замок повернулся на «Свободно», и Жерехов нырнул внутрь, захлопнув дверь прямо перед носом хмурой девушки. Оглянулся – никого.
— Санчо, ты тут – тихо сказал бизнесмен в пустоту. 21:40. Пора бы ему уже появиться.
— Иду, Жерех!
Из стенки, ограждающей «боинг» от разгерметизации и смерти на высоте 11 кэмэ, в туалет ввалился Санчо, обдав Жерехова колючим инеем и приветственным матерком.
— Здарова, ёбана!
Обнялись.
— Держи прессу. – Жерехов сунул рулон «Ведомостей» в озябшие руки друга.
— А «Спорт-Экспресса» не было
— Разобрали, пидорасы.
…Они были друзьями детства. Один двор, одна школа, один институт. Потом Жерех пошёл в гору, а Санчо не попёрло. Жерех узнал о его смерти больше недели назад. По прилёту на переговоры в Новосиб кто-то (он уже не помнил кто) кинул ему в «Вотсап» скупое «Саша умер». Жерех твёрдо решил после переговоров позвонить тёте Зине, его матери, но сначала забыл, потом не нашел номер, а затем забыл снова. Когда он возвращался обратно, в 21:40 в иллюминатор постучали. С той стороны. Жерех поднял пластиковую ставню и увидел расплывшееся в улыбке лицо другана. Сначала он подумал, что переработал, но Санчо настойчиво затыкал пальцем куда-то вперед и стал показывать всякие непристойности. Жерехов понял, что тот намекает на туалет.
Оказалось, что после смерти Санчо стал обитать в облаке аккурат на маршруте «Москва-Новосибирск». Это было громадное облако, и у них было 17 минут на общение. Жерехов стал мотаться в Новосиб и обратно каждый день, и не только по работе. Так он мог общаться с другом — в 8:22-8:39 по дороге туда и в 21:40-21:57 на обратном пути. Дважды по 17 минут в одном из свободных туалетов они встречались: Жерех хвастался своими достижениями, плакался о тупости коллег и коварстве конкурентов, а Санчо весело над ним подтрунивал и материл облако, в котором нет никаких элементарных удобств для пусть и почившего, но всё равно культурного и любознательного человека.
Но в этот раз что-то было не так.
…- А они, понимаешь, как целочки пугливые – то хотим сотрудничать, то не хотим! – распалялся Жерех. – Заебали уже, правда. Я им говорю, мол, давайте начистоту: я знаю, что Эл-Инвест мутит воду. Так у них нет за душой нихуя, вам-то чо за выгода с ними снюхиваться… Санчо
Санчо грустно смотрел на друга, будто вообще его не слушая.
— Сань, чо не так
— Жерех, мы больше не увидимся.
— Как… почему
— Сегодня девятый день. Душа улетает. Навсегда. Связи не будет.
— Бляяяяя… — после минутного молчания произнес Жерехов. – Сань… Где ты похоронен-то Я буду приходить на могилу, правда, раз в неделю минимум, там как получится, но я постара…
— Жерех, ты не понимаешь. Умер не я. Умер ты.
— Ха!.. ЧТО
— «Боинг», на котором ты летел в Новосиб 9 дней назад… Он исчез с радаров в 21:57… Сначала говорили, что теракт, потом про человеческий фактор… Ну, по классике… Тебя нашли почти сразу, я был на опознании… Мне очень жаль.
— Что ты… что ты несёшь! Я лечу прямо сейчас в самолёте, составляю договор! А ты проходишь сквозь самолёты на высоте 11 кэмэ!
— Нет. Я лежу сейчас на диване у медиума Никаноровой.. это сеанс. А твой самолёт.. Неужели ты ничего не замечал
— Не замечал ЧЕГО!
Жерехов выглянул в салон. Ничего необычного… И тут его осенило. Жиробас в первом ряду. Мать с плачущим сыном, пара петтингующих друг друга молодоженов, спящий военный.. Все эти пассажиры летели с ним всегда. Все эти 9 дней. Как и стюардесса, подозрительно пялящаяся на него. Он просто никогда этого не замечал. Потому что переделывал договор.
Жерехов юркнул обратно и закрыл дверь. У него была еще одна зацепка.
— Посадочные талоны! Я сохранил их все! Для бухгалтерии!!!
Жерехов достал из паспорта стопку талонов и стал судорожно их перебирать, будто проигравшийся в хлам картежник-неудачник, ищущий шулерство. На всех талонах – один и тот же номер рейса. Одно и то же место. И одна и та же дата. 13 февраля. Девять дней назад.
Жерехов конечно же смотрел «Шестое чувство». Но такой эпической сцены понимания собственной мертвенности, как у Брюса Виллиса, у него не получилось – площадь авиатуалета была слишком мала для ошеломленного брожения под инфернальную музыку. Поэтому он просто перестал чувствовать ноги и сполз по двери на пол.
— Как мама…
— Держится… Я был у неё сегодня утром. Привёз лекарств. От сердца там и всё такое…
— Почему ты сразу мне не сказал
— Я… я не знаю… Я хотел просто, ну знаешь… Просто поговорить. После твоего повышения мы ж ваще никак… Я понимаю – у тебя работа, договорА, встречи всякие… Ты меня даже с днюхой не поздравил… Я тебе в вотсапе написал, типа «охуел штоли», а ты не ответил…
— Наверное, не доставлено было…
— Не, там потом галочки стали синенькие, типа ты прочитал. Но не важно. Мы… мы ж так вот при жизни в последний год не виделись даже. Ты то там, то сям… Ежегодные шашлыманы майские проебали… Я тебе звонил-звонил, а ты всё шаблонами отписывался. Я уже хотел к тебе в офис заявиться, потому что ты меня конкретно с игнором заебал. Злой был пиздец. Но не успел… Напился в говно. Может, щас с тобой бы летел, если б жена водку оставшуюся не вылила и по щам не настучала. Говорит, знаю бабу одну, Никонорову, она медиум натуральный, без этого тээнтэшного разводняка. Но у неё дорого пиздец, тридцать тыщ сеанс. Ну хули, я «пежоху» продал.. Ради друга жалко что ль. На 9 дней хватит.

…Девять дней. Ровно столько человеческая душа шляется по нашему миру. Её удерживают здесь не какие-то там физические процессы или библейская хренотень. Она цепляется за то, к чему была всегда привязана. Самому любимому, самому ценному, что было её жизнью – любимым, дому, кастрированному коту или зимней подлёдной рыбалке. Душа же бизнесмена Жерехова вцепилась в работу, поглотившую его с головой. Захватившую его целиком и, будто собственница-жена, отгоняющую от него всё остальное.

…Жерехов посмотрел на часы. 21:48.
— У нас еще девять минут
— Да.
— Слышал анекдот про евреев и анальгин
— Что
— Короче…
И Жерехов рассказал ему анекдот. Они посмеялись, и Санчо вспомнил анекдот про Рабиновича на Красной площади. А потом они поговорили о бабах. А затем плавно перетекли на тему машин. Эти последние девять минут их дружбы они болтали не затыкаясь, словно радиоведущие, которых штрафанут за паузу в эфире. Это была совершенно обычная беседа двух лучших друзей – с сальными шутками, взаимными подколами, за которые вообще-то надо бить в морду, но лучшему другу простительно и не такое. Они улыбались друг другу и были счастливы. Были оба живы эти сраные девять минут.
Но потом в дверь постучали.
Оба притихли, но стук возобновился.
— Откройте, пожалуйста, дверь! – настойчиво сказала стюардесса.
— Не открою! – заговорщицки подмигивая Санчо, проскрежетал Жерехов. – У меня тут, знаете ли, процесс!
Оба тихо захихикали, но быстро прекратили – дверь исчезла. На пороге стояла грозная барышня в уни-форме.
— Молодой человек, пройдите, пожалуйста, на своё ме… — начала было она, но, увидев Санчо, осеклась и секунду дрелила его взглядом.
— Это… Это что, живяк! – вдруг сказала она грубым мужским голосом. – Ты хули здесь забыл!
— Я… А вы, собственно, кто – пролепетал Санчо.
— Аааааааааа! – тыкая пальцем, продолжил стюардесса. – Ты от Никоноровой, да Это она! Она! Никонорова!!! – вскричал стюардесса в потолок. – Ты же здесь! Я слышу, как ты дышишь!!
— Батюшки-свет! – раздался сверху приглушенный старческий голос.
— Ещё раз такую хуйню провернёшь, пизда старая, я тебе обещаю! Напялю полосатый свитер, перчатку с ножиками и припрусь к тебе во сне!!! – загрозил стюардесса в потолок.
— А на что мне жить, у меня пенсия дванаццать тыщщ! – плаксиво ответил старушечий голос.
— Так. Ты – кыш. – стюардесса махнул рукой, и Санчо растворился в воздухе. Стюардесса посмотрел на часы.
— Без трёх десять. Жерехов, за мной. Пора.
Оба вышли из туалета и направились к выходу из самолёта, который был уже открыт.
— Иди быстрей. А то твоё облако растворится без тебя и будешь здесь вечно болтаться, как дурак.
Жерехов опасливо вышел в облако.
— А что дальше
— Понятия не имею. – ответил стюардесса, пожав плечами. – Я ж никогда не умирал. Ну всё. Целоваться не будем, удачи наверху, бла-бла-бла.
Стюардесса юркнул в салон и со скрежетом задраил дверь. Облако постепенно рассеивалось. Жерехов посмотрел на свои руки – они стали прозрачными, как и всё его засунутое в дорогой костюм тело. Растворяясь вместе с облаком, он поймал себя на мысли, что ему до одури хочется майских шашлыков. Так хочется, что он даже забыл об оставленном в самолёте ноутбуке, в котором хранился так и недоделанный договор.
Работа, наконец, его отпустила.

Кирилл Ситников

Источник