Кот Бонифаций

Это случилось давно. Честно говоря, я не думал, что так может быть, пока у нас дома не появился Кот Бонифаций…
Бонифаций появился у нас в апреле 2001 года совершенно неожиданно. Мы с моей женой Светой заехали проведать её сотрудницу после операции. А у неё дома жила сиамская кошка, которая недавно окатилась, а папой этих котят был персидский кот. Всех котят эта сотрудница раздала своим друзьям и знакомым, оставался лишь один — совсем крохотный и тщедушный, как оказалось самый маленький из всего помёта — непонятно, в чём только душа держалась — но невероятно пушистый и очень красивый с буквой «М» на лбу. Во время нашего визита то и дело слышалось его громкое жалобное мяуканье, скорее напоминающее чириканье маленькой птички. Он замолк лишь тогда, когда его покормила мама, а затем аккуратно его вылизала. Это выглядело потрясающе… Наконец в изнеможении он уснул.
Откровенно говоря, в мои планы не входило брать к нам в дом кота, (или как говорят у нас в Израиле — «усыновить» кота), но Света стала очень меня упрашивать, как говорят, «запала» на него. Я долго колебался, потому что не был к этому готов, но Свете удалось меня уговорить. Спустя недели две мы опять заехали к Светиной сотруднице и забрали его к себе насовсем, тем более, что он уже научился кушать мягкий кошачий корм. Так у нас дома поселился Бонифаций…
У нас не было опыта в этом деле, однако кое-что мы всё-таки уже знали. Во-первых, кота необходимо приучить к сухому корму и туалету. И во-вторых, в ближайшее время ему надо будет сделать необходимые прививки и стерилизовать. Надо сказать, что Бонька оказался весьма сообразительным котом, и достаточно быстро привык не только к туалету и корму, но и к их местоположению, благо находились они недалеко друг от друга. Спустя несколько месяцев, после консультации у ветеринарного врача, мы привезли к нему нашего Кота для прививки и стерилизации. Честно говоря, я не знал, как себя будет вести Бонька после наркоза, но врач сказал, что, мол, не беспокойтесь, волноваться не надо. И действительно, Кот быстро пришёл в себя, только поначалу ходил как пьяный, потешно валился с ног, чем вызывал наш смех. Ещё несколько дней он часто лизал себе между задних лап, вероятно чувствуя какой-то дискомфорт, потом прошло и это…
Бонька оказался весьма болезненным котом. Мочекаменная болезнь, лишай, рвота, понос — всё это у него было нередко, и каждый раз нам приходилось бегать к ветеринару, чтобы тот сделал укол или дал таблетки, которые скормить Коту, как вы понимаете, было не так-то просто…
Шло время, Бонифаций рос. Точнее говоря, взрослел, потому что ростом он оставался маленьким, непропорциональным возрасту. Он был «миниатюрным и компактным», как говорила про него Света. Мы уже не представляли нашей жизни без Боньки. Каждое утро, когда в пять утра звенел будильник, Бонька уже сидел возле нашей кровати, ожидая моего пробуждения, затем уверенно шёл впереди, держа хвост вверх, повсюду сопровождая меня (туалет, ванная, кухня). Он сидел возле меня до тех пор, пока я не уходил на работу. Когда я возвращался домой, то слышал громкое бонькино мяуканье издалека: он ожидал меня на балконе. Затем опрометью бежал к двери и ждал, пока я не открою дверь. Когда я садился в кресло, чтобы переобуться, Бонька тут же запрыгивал ко мне на колени, а я его гладил и чесал шейку. Но самое удивительное было то, что в этот момент Бонька не жмурился от удовольствия, как другие коты, а, сидя неподвижно, подолгу смотрел мне в глаза. Это было невероятно! Порой казалось, что он вот-вот заговорит. Но в выходной день — ни-ни! В выходной день он спал у меня в ногах до тех пор, пока не проснёмся мы…
В 2009 году в Израиль приехал мой двоюродный брат. Я бы вряд ли сейчас о нём вспомнил, но его приезд имеет прямое отношение к моему рассказу. Есть у меня в Москве двоюродный брат Юрка, мы росли вместе, и несмотря на то, что он старше меня на 8 лет, мы всегда с ним были очень близки, а в 1990 году наши пути разошлись: он с семьёй остался в Москве, а мы уехали в Израиль. Но связь с ним все эти годы у нас не прерывалась. В 90-е годы Юрка раскрутил какой-то серьезный бизнес, стал весьма состоятельным человеком, или как говорят в России, «поднялся»: имел в Москве две квартиры, двухэтажный особняк в элитном посёлке под Москвой, и по миру поездил, и к нам приезжал несколько раз, а вот на этот раз — пожалуйста: приехал в Израиль по делам своего бизнеса, да не один, а со своим компаньоном Сергеем Павловичем, а тот ещё прихватил с собой внука Серёжку. Встречать их в аэропорту необходимости не было: они взяли напрокат автомобиль. Мы устроили нашим дорогим московским гостям тёплую встречу, Сергей Павлович оказался свойским, компанейским мужиком. Но больше всего привлёк внимание его внук — десятилетний Серёжа. Было видно, что он одет во всё фирменное, мальчишка балованный, не знавший слова «нельзя». Вот и сейчас, захотев поехать с дедом за границу по делам его бизнеса, отказа не получил. Оно и понятно: для Сергея Павловича он был не просто внук, а первый внук, сын сына, тройной тёзка: Сергей Павлович Чернышёв. Конечно же, Чернышёв — старший в своём внуке души не чаял… Но больше всего меня поразило не то, как Серёжка забавно играл с Бонифацием и при этом громко смеялся, а то, что в течение долгого времени Бонька не слезал с его колен: наш Кот никогда не шёл на руки к посторонним… Помню, это была пятница, в субботу все вместе мы поехали в крокодилий питомник Хамат Гадер, а вечером они укатили по своим делам в Тель-Авив: в Израиле воскресенье — рабочий день.
Москвичи должны были улететь домой в четверг поздно вечером. В среду мы с Юркой созвонились и попрощались. Но в четверг днём мне внезапно позвонил Юрка. Он спросил, в котором часу я возвращаюсь с работы домой.
— Около пяти, — ответил я.- А что такое
— Мы приедем, — коротко сказал Юрка и отключил телефон, не ответив на мой вопрос. Я понял, что это неспроста.
Когда я вернулся домой, Юрка и Чернышёвы меня уже поджидали.
— Поговорить бы надо, — сухо сказал мне Сергей Павлович. Я пригласил его на кухню, не понимая, к чему он клонит. Мы сели за стол.
— Понимаешь, Ефим, тут вот какое дело, — сказал Чернышёв. — Мой Серёжка очень привязался к твоему коту. Ну прямо жить без него не может. Всё плачет. Кота хочу, Бонифация хочу. Упёрся и всё тут… Слушай, продай его, а Я тебе хорошо заплачу. Я думаю, за твоего беспородного кота 500 баксов — это очень хорошо, — и положил деньги на стол.
Я не смотрел на Чернышёва. Мне было неприятно на него смотреть.
— Кот не продаётся, — ответил я.
— Что значит — не продаётся — высокомерно заявил Чернышёв. — Любой товар имеет свою цену…1000 баксов. — К лежащим на столе деньгам он добавил ещё столько же.
Я вновь ответил отказом.
— Две тысячи! — громко воскликнул Чернышёв, оглянувшись на кухонную дверь. — Тебе что, и двух тысяч мало! Да тебе в жизни никто не даст таких денег за твоего кота. Пользуйся, пока я добрый!
Он говорил уверенно, я бы даже сказал, самоуверенно, тоном, не допускающим возражений.
Наконец, я посмотрел на Чернышёва. Он был мне омерзителен. Для него мой Бонька был товаром.
— Сергей Павлович, — твёрдо сказал я ему. — Бонифаций — это мой друг. А я друзей не продаю. Постарайтесь объяснить это Серёже. — Я встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
Мы вышли в салон. Юрка сидел в кресле, молча наблюдая за тем, как Серёжка безуспешно пытался поймать Бонифация. Бонька, словно чувствуя что-то неладное, прятался от него.
Чернышёв-старший сел на диван, подозвал к себе внука, обняв его за плечи.
— Серёженька, мальчик мой, послушай, что я тебе скажу, — Сергей Павлович говорил медленно, вполголоса, гладя любимого внука по голове. — Я хочу тебе сказать, что дядя Фима — это хороший дядя, понимаешь, он — очень хороший дядя. И я очень хочу, чтобы ты, когда станешь большим, ты бы стал таким же, как дядя Фима… А домой мы поедем без Бонифация.
Ещё задолго до того, как Сергей Павлович закончил говорить, Серёжа уже плакал. Плакал он беззвучно, только слёзы катились градом по щекам.
— Я хочу Бонифация, — всхлипнув, сказал он.
— Нельзя, Серёженька, понимаешь — нельзя, — тяжело вздохнув, сказал Сергей Павлович. — Не всё можно купить.
Я думаю, что это был первый раз в жизни, когда Серёжа услышал слово «нельзя». Мне было искренне жаль пацана.
Чернышёв-старший поцеловал внука, поднялся с дивана и подошёл ко мне.
— Извини, Ефим, что так получилось, обидел я тебя. Не сердись, я этого не хотел. — Мы пожали друг другу руки, обнялись с Юркой, и они уехали…
Казалось бы, здесь можно было бы поставить точку в моём рассказе, но, к сожалению, самое главное в этой грустной истории ещё впереди.
…6 мая 2016 года — я думаю, что этот день я запомню надолго. Утром как обычно в сопровождении Боньки я ушёл на работу, а Света осталась дома: ей нездоровилось, на работу не пошла. Часа в 3 дня Света вдруг позвонила мне на мобильник. Я услышал её плачущий голос:
— Фима! Бонька умирает!
— Как…умирает — у меня сжалось сердце.
— Умирает! Приезжай быстрее!!!
Когда я примчался домой, то увидел, что Бонька лежит на диване, тяжело и часто дышит. Глаза его были закрыты. Верхняя челюсть неестественно выступала вперёд, из-за чего его морда приобрела свирепый оскал. Света сидела рядом и плакала. Я схватил в ванной первое попавшееся полотенце, завернул в него Бонифация, и мы все вместе стремглав побежали к машине.
Нам повезло — ветеринар Лиор был свободен. Когда мы положили Боньку на стол, звериного оскала уже не было, только по-прежнему он часто дышал. Лиор вставил Боньке в попку дигитальный термометр, который через полминуты пикнул, зафиксировав температуру. Лиор посмотрел на градусник и развёл руками.
— Что Что!! — закричал я.
— Он умирает, — сказал Лиор.
— Лиор, ну сделай же что-нибудь!!!
— Ничего сделать нельзя. Нельзя ничего сделать, — вздохнув, повторил Лиор. — Температура здорового кота должна быть 38 градусов, а у него уже — 34. Ничего не поделаешь. Он умирает. Он протянет ещё день — два максимум в мучениях. Нет выхода — его надо усыпить.
Света залилась слезами. Чтобы сдержать слёзы, я зажмурил глаза и молча кивнул головой. Лиор унёс Боньку за занавеску. Через некоторое время всё было кончено. Ветеринар вынес бездыханное тело нашего Бонифация, завёрнутое в полотенце.
— Забирать будете — спросил Лиор.
Я снова кивнул.
Мы поехали домой. Света никак не могла успокоиться, да и я еле сдерживал слёзы. Из дома я взял чёрную несмываемую тушь, из кладовки — лопату, металлическую щётку, и мы поехали в ближайший лес. Проехав вглубь леса, подальше от шума шоссе, пройдя в сторону от прогулочных троп, мы похоронили нашего Боничку на крутом склоне горы под небольшим валуном в маленькой могилке, обложив её вкруговую камушками. Найдя на валуне подходящее место и хорошо почистив его щёткой, я на двух языках — на русском и на иврите — тушью написал: Кот Бонифаций, и ниже: 29.03.2001 — 06.05.2016.
Проснувшись на следующий день, чтобы пойти на работу, я вдруг отчётливо осознал, что Боньки больше нет…
Должен сказать, что спустя месяц или два я предложил Свете завести нам другого кота, но она сказала, что, мол, не сейчас, позже. А потом со вздохом добавила, что такого кота как Бонька у нас уже не будет никогда.
После бонькиной смерти у нас осталось ещё много его корма, и я решил раздать его уличным котам. Со временем я стал это делать постоянно — придя с работы домой, я выносил котам корм или остатки пищи и раскладывал вокруг находящегося недалеко мусорного бака в разные места с тем, чтобы коты не подрались. Оказалось,.что кормлением уличных котов занимаюсь не я один. Так, от других людей, приносящих котам еду, я узнал, что когда кот умирает, то о нём говорят — ушёл по радуге. Кроме этого, оказывается, в Израиле жестокое обращение с животными, а также уничтожение уличных котов, — это уголовное преступление, за это можно получить срок. Для снижения их количества котов стерилизуют; этим занимаются ветеринарные службы муниципалитетов. Котов отлавливают, стерилизуют, надрезают ушко, чтобы отличить их от других котов, потом привозят обратно на то же место…
29 июля — мой день рождения. Помню, что это была пятница, выходной день, к вечеру мы ожидали гостей. Утром, когда я вышел покормить котов, то я увидел, что среди них появился новый кот. Он был совсем маленький, сероватого цвета, очень похожий на нашего Боньку, тоже с буквой «М» на лбу, только не такой пушистый. Откуда он здесь взялся — понятия не имею, но только когда он пытался приблизиться к кормушкам, то здешние коты и кошки прогоняли его, обижали, одним словом — чужак. Положив, как обычно, корм возле мусорного бака, я медленно подошёл к новому котёнку — и он от меня не убежал. Я аккуратно взял его на руки и отнёс к стоящему рядом фонарному столбу. Тут я его покормил и налил ему в баночку воды.
На другой день после нашей гулянки у котов был «праздник живота». Когда я вынес котам еду, то обратил внимание, что тот самый кот сидит возле фонарного столба. Он словно меня поджидал. Я дал ему самый красивый кусочек мяса… Мне очень захотелось дать ему имя. Назвать его Бонифацием — об этом не могло быть и речи — Бонифаций был единственный и неповторимый. Но я хотел назвать его на букву «Б» — в честь нашего Боньки. Имя пришло в голову само собой — Базилио, Базик…
Прошла ещё неделя. В субботу рано утром раздался телефонный звонок. Спросонок я не сразу понял, кто звонит. А звонил — Чернышёв. Да-да, тот самый Сергей Павлович Чернышёв. Оказалось, что в прошлом году они с женой отпраздновали 40-летие свадьбы, обвенчались в церкви, а теперь вот приехали в Израиль посетить христианские места. Побывали в Иерусалиме, съездили в Кфар Нахум — туда, где находится церковь двенадцати апостолов, и на священную реку Иордан, где искупались в Ярдените — известном месте паломничества христиан всего мира, а сегодня приехали в Назарет. И так как мы живём неподалёку, а у них есть немного свободного времени — они хотели успеть на литургию в церковь — то они были бы очень рады с нами повидаться. Да, и Серёжа с ними, эта поездка — ему подарок на поступление в ВУЗ.
Серёжу было не узнать — на полголовы выше меня, хоть и такой же белобрысый и улыбка — рот до ушей. Он открыл передо мной планшет и стал показывать фотографии.
— Это мой кот Бонифаций, — радостно сообщил мне Сергей. У меня ёкнуло сердце. Бонифаций Я улыбнулся. На фотографиях был упитанный, породистый, красивый кот с кисточками на ушах, похожий на маленькую рысь.
— Мэйн Кун, — гордо сказал Сергей.
— Что
— Мэйн Кун — повторил он. — Порода такая.
-А-а. Я в породах не разбираюсь.
— А где ваш Бонифаций — спросил Серёжа, озираясь по сторонам.
— Нету Бонифация нашего. Умер.
Улыбка мгновенно сошла с его лица. Вдруг Сергей закрыл лицо руками и заплакал.
Такого не ожидал никто! Чернышёвы не могли его успокоить! Дело в том, что на этот раз Серёжа плакал не так, как тогда в детстве — беззвучно, а громко и безутешно — навзрыд…Я отвёл Серёжу в ванную, он умылся и постепенно успокоился.
Я вышел из ванной. На меня растерянно смотрели Чернышёвы. Надо было что-то сказать.
— Это он прощается с детством, — желая пошутить, невпопад ляпнул я.
— Думаешь — спросил Сергей Павлович.
Я неуверенно пожал плечами. Наверное, у меня был очень глупый вид.
Вскоре Чернышёвы уехали. Честно говоря, я ждал этого с нетерпением, потому что я точно знал, что я сейчас сделаю.
Я вынес на улицу еду котам и разложил возле мусорного бака. Базик сидел под фонарным столбом и тщательно умывался: вероятно его недавно кто-то покормил. Я подошёл к Базику. Он перестал умываться и посмотрел на меня. У него были круглые выразительные глаза. Как у Бонички. Я его погладил. Он выгнул спинку навстречу движениям моей руки. Я взял кота Базилио на руки и пошёл с ним домой. Увидев меня с Базиком, Света посмотрела на меня сперва недоумённо, затем удивлённо, потом улыбнулась. Она одобрила мой поступок…

Когда в Израиле говорят «усыновить ребенка», или «приютить животное» — то разницы нет — говорят одно и то же слово, на иврите это одинаковый глагол. Наверное, это правильно.

Конец.

Это — наш Бонифаций. Мой друг.

Источник