В них ничего не изменяется так долго, что в какой-то момент ты просто перестаешь представлять себе ту или иную улицу без привычной вывески.
Эта лавка игрушек была как раз из таких. Она пряталась в двухэтажном доме с башенкой в старой части города. Здешние красные кирпичи знали тысячи историй, а уж мощенные серыми булыжниками мостовые не стесняясь шептались по ночам. В окнах на этой улице, легко можно увидеть отражения тех, кто прошел здесь год назад или, кто пройдет через неделю.
Сколько себя помню, по пути домой, я проходил мимо стеклянной, пыльной витрины, за которой мчался по зеленым полям поезд. Сначала меня поднимал ну руки отец, чтоб я смог полюбоваться этой картиной, потом мы с одноклассниками прибегали во время перемены поглядеть, как паровоз, выдыхая клубы дыма, несется по замкнутому кругу. Став взрослее, я кажется, перестал обращать внимание на то, что так привлекало меня в детстве, но совсем недавно все вернулось на круги своя.
Хозяин лавки игрушек -пожилой мужчина, был пожилым еще когда я носил шорты на лямках, и разбивал коленки, падая с самоката, но с тех пор старик совсем не изменился. Все также сидел за прилавком в ожидании покупателя, мастерил кукол, чинил игрушки. Худой и высокий, с длинным носом, он сам походил на флюгер или на заводную игрушку.
Иногда Сэм кряхтя поднимался со стула и, взяв в руки облезлую щетку, отряхивал от пыли свой товар. Заходя в его магазинчик, дети как зачарованные смотрели на часы с кукушкой или на механическую карусель. Разглядывали марионеток и машинки, все это представлялось малышам слишком сказочно, чтобы казаться скучным. И даже если ребенок у него ничего не покупал, то перед уходом старый Сэм все равно угощал его конфетой, мятной полосатой карамелькой.
Сэм он жил один, у него не было помощника или семьи, он не нанимал рабочих, и даже уборкой занимался сам. Иногда я видел его в соседнем кафе, за кружкой пива он разговаривал с хозяином заведения, не менее старым дядюшкой Пэпэ, и когда кружка показывала выпуклое дно, Сэм возвращался за прилавок в свой чудный магазинчик. Вот и все, что я мог бы рассказать о нем до прошлой недели, когда все изменилось.
В город наконец-то пришла весна, черные росчерки деревьев, вдоль старой улочки подернулись зеленой дымкой, а в воздухе чувствовалась свежесть и чистота, которые пробуждаются после долгой зимы. Но каждый год, когда отступали морозы, у меня в сердце появлялась противная колющая боль, и чем старше становился я, тем больше она усиливалась.
Зрение тоже подводило. Доктора говорили, что виной всему перенесенная в юности травма, последствия которой преследовали меня всю мою недолгую и, по всей видимости, не длинную жизнь. Врачи только разводили руками, мол, ничего нельзя сделать и советовали не перенапрягаться, и чаще проходить обследование, чтобы как-то отодвинуть час икс.
Что бы я не говорил о Сэме, но и я страдал от одиночества. Та единственная, что когда-то готова была на все ради меня, сбежала к другому, а наши розы завяли.
И вот, постукивая тростью по мостовой и подслеповато щурясь (снова потерял пенсне), я неторопливо шел с работы.
Вечерело, длинноногие фонари готовились к встрече фонарщиков, чтобы затем всю ночь хранить за стеклом легкий лепесток синеватого огонька.
Обычно к этому часу хозяева лавок на нашей улице выходили проводить солнце, как казалось мне в детстве, но на самом деле просто поговорить друг с другом, обменяться новостями перед закрытием. Однако сегодня все они собрались у витрины игрушечного магазина. Скажу честно,
это стало для меня неожиданностью — столько лет ничего не меняется и вдруг вот они все, стоят и смотрят сквозь стекло. Я не удержался и тоже остановился. Рядом со мной оказался дядюшка Пэпэ.
— Добрый вечер, – почему-то шепотом сказал я, поднимая в приветствии цилиндр. – Что-то случилось
— Сэм заболел, – так же шепотом ответил хозяин кафе, удивленно покосившись на меня, словно с ним заговорил один из кирпичей.
— Сильно — Я почему-то забеспокоился, а вдруг сильно А вдруг что-то серьёзное – Может нужна помощь
— Вроде бы нет, – отозвался мой собеседник, не отрывая взгляд от полумрака магазина. — К нему сын приехал, так что, наверное, все хорошо будет.
Вот честно, это была новость так новость: СЫН! Нет, я понимаю, что специально никогда не расспрашивал о жизни мастера, но когда ты видишь его всегда в одиночестве, известие о сыне становится как гром с ясного неба.
-Сын – уже вслух переспросил я. – Откуда у него сын
Дядюшка Пэпэ обернулся ко мне и с улыбкой ответил: – Такой большой, а не знаешь откуда дети берутся
Я, конечно, знал и поэтому честно ответил: – Аист приносит.
— Да, как-то так, – согласился старик. — Давно пора закрывать кафе, чего тут стоять, глаза мозолить, завтра с утра все узнаю. Его слова словно стали сигналом для остальных, все эти люди, хозяева разных магазинчиков, здороваясь со мной и тут же прощаясь, стали расходиться. А я остался. Теперь, когда они ушли, сквозь витрину хорошо виднелся поезд, поезд, который стоял и никуда не ехал. Мне стало страшно, все могло произойти в этом мире: извержение вулкана, падение дирижабля, новый всемирный потоп, но этот поезд не мог остановиться, эта глупая детская уверенность сейчас рассыпалась в пыль, и от этого на душе скребли кошки. Подумав секунду, я шагнул через порог. «Дзинь» — сказал колокольчик. — Эй, есть кто-нибудь — ответил я.
По началу мне никто не ответил, но затем из неприметной двери, которая вела в страну чудес, как казалось мне в детстве, а на самом деле в подсобку, вышел мужчина средних лет, лысый словно бильярдный шар и такой же круглый. В зеленом сюртуке и узких брюках по последней моде, он походил на заморский овощ. Раньше я этого человека никогда не видел, но выглядел он добродушным малым.
— Чего изволите Я Джим, временно заменяю хозяина.
Внешне он был полной противоположностью старого Сэма и поэтому я не удержался и ляпнул:
— А вы на него совсем не похожи.
— Я — удивился Джим, – Конечно не похож, вы, наверное, перепутали меня с его сыном — он улыбнулся. – Так я помощник сэра Филипа. А он сейчас со своим отцом. Так чем могу вам помочь
— Просто хотел узнать, почему поезд не едет… — сказал и понял, что сморозил глупость. Я смутился, вот сам сказал и сам смутился. — Точнее дело не в поезде, конечно, хотел узнать, как себя чувствует мастер
— Мастера вылечим, ничего страшного, это возраст, знаете ли. А поезд, наверное кончился завод, обязательно посмотрю что с ним. Может что-то интересует Куклы, машинки, мячи Подарок или просто для себя
— Нет-нет, спасибо. — Я поспешил откланяться, чувствуя себя болваном. – Можно я завтра зайду Проведать как он
— Конечно! — Радостно согласился Джим, — Приходите обязательно.
Но на следующий день зайти не вышло – в канторе случился аврал, конец месяца – ревизия, отчеты. Как же я ненавидел это время, а если честно, и эту работу, где я чувствовал себя ненужной деталью в отлаженном механизме. Когда же я возвращался домой, свет в лавке выключили и неясно было, едет поезд или нет. В итоге я смог зайти в лавку только через неделю. За прилавком стоял молодой человек, наверное, мой ровесник.
«Дзинь» – сказал колокольчик.
— Доброго времени, – отозвался я. Молодой человек тоже не походил на Сэма, игрушечных дел мастера: взъерошенные волосы, голубые глаз и курносый нос. Больше всего, его красила добрая улыбка.
— Чего изволите, – уточнил он.
— Вот зашел спросить, как здоровье мастера — Парень вздохнул и, мне показалось, погрустнел.
— Спасибо что интересуетесь, здоровье не так хорошо, как бы хотелось, но ничего, все наладится, главное не терять веру.
— Это точно, — подтвердил я, оглядываясь, вроде бы ничего не изменилось и даже паровоз мчался по рельсам, но мне казалось, что едет он как-то неубедительно, без удовольствия, и дым не такой, как обычно.
-А можно увидеть мастера – зачем-то спросил я, чувствуя, что краснею.
— К сожалению, нет, его состояние не позволяет принимать гостей. Но вы заходите, я буду держать вас в курсе дела.
Три дня подряд я заходил, здоровался, общался с Филипом или Джимом, узнавал новости и уходил. А потом я забыл свою трость. Уже дойдя до конца улицы, я осознал, что не слышу привычного стука о кирпичи мостовой, и нет привычной тяжести в руке. Забыл, бывает. Поскольку я заходил только в лавку игрушек, я отправился туда. Лавка еще была открыта, но колокольчик не звякнул, когда я вошел. Трость, как и ожидалось, стояла прислонённая к прилавку. Взяв ее, я собирался уйти, когда заметил, что приоткрыта дверь в подсобное помещение. Я не собирался подслушивать, но не удержался и зачем-то на цыпочках подкрался к входу в царство сказок. За ней спорили, голоса Филипа и Джима я узнал сразу, третий же голос едва шелестел, шептал что-то, а потом перешёл в стон.
— Так нельзя поступать с ним, – говорил Джим. — Борись до последнего, разве не этому я тебя учил
— Я так и делаю, — отозвался Филип. – Но выбора нет, придется его увезти.
— А что будет с лавкой Со всеми этими игрушками и людьми, которые ежедневно заходят сюда
— Лавку закроем. Нет, не навсегда, пока не решим, как быть. Ты же понимаешь, что другого выхода нет. Я не справляюсь с ним.
— Когда-то он не справлялся с тобой, но он не отступил. А теперь ты хочешь увезти его как старый хлам!
— Да, именно так я и собираюсь сделать, и прекрати давить мне на совесть, всему свое время. Хочешь — оставайся тут. У меня итак дел хватает. Много времени потратили и все впустую, мне пора уезжать, и я увезу его с собой.
Сердце неприятно защемило в груди, и в нем что-то предательски булькнуло. Вот мне бы отойти от двери, взять трость и тихонько удалиться, ибо зачем мне, постороннему, в общем-то, человеку, лезть не в свое дело. Но тут во мне проснулся внутренний герой, я вспомнил старого Сэма и представил, как этот «сын» увозит его больного неизвестно куда, а он даже не может сопротивляться. Увозит прочь от его лавки, от дядюшки Пэпэ, от паровоза, от меня, наконец! И старик больше никогда не увидит эти места, закроется магазин игрушек, которая находится тут вечность, и закончится привычный мир. Это была последняя капля, и я с дурным криком ворвался в подсобку, чтобы постоять за мастера!
Моим глазам открылась странная и по-своему страшная картина. В подсобке, которая оказалась намного больше, чем мне думалось, то тут, то там виднелись инструменты и шестеренки, поршни и болтики. Под потолком болтался фонарь и запах керосина, которым он видимо заправлялся, прочно впитался в стены и полки помещения. И посреди всего этого стоял стол, на нем без движения лежал старый Сэм. Голова его была повернута на бок, и глаза, пронзительно голубые как лед на реке, еще живые, но уже без искры, уставились на меня. Рубашки на нём отсутствовала, а грудная клетка была раскрыта, как дверцы часов с кукушкой. Внезапно снова раздался слышимый мной ранее стон, перешедший в странный скрежет и судорога, пройдя по лицу, исказила черты старика. Филип и Джим даже не обратили на это внимание, они удивлено переглянулись, а затем Джим улыбнулся и спросил: – Может что-то интересует Куклы, машинки, мячи Подарок или просто для себя
Я попятился, стараясь поскорей выбраться из страшной комнаты, но, как назло, дверная ручка не желала находиться, зато вдруг нахлынули давно забытые страхи. Острая боль, что пронзает мое сердце и глаз, кованые сани, уносящие меня в бархатную тьму. Бесконечные снежные стены, готовые сжаться вокруг, и кубики льда, примерзающие к пальцам.
— Сложи слово ВЕЧНОСТЬ, и будешь со мной всегда…
И среди всего этого ее взгляд: смеющийся, зовущий, сулящий что-то… Взгляд пронзительно голубых глаз, как лед на реке, как глаза старого Сэма.
Свой толи вскрик, толи всхлип, я не услышал. Картины памяти полностью поглотили меня. Я сполз по стенке, не отрывая взгляд от стола. Филип досадливо поморщился и, взяв белую простынь, закрыл тело старого мастера
— Успокойтесь, — сказал он, присаживаясь рядом со мной. – Джим, дай воды. Что же вы так разволновались Ни разу не видели автоматон Понимаю, в мире давно не афишируют их существования, но механизмы живут среди нас и, как видите, тоже изнашиваются, приходится чинить.
Я машинально взял стакан, который подал Филлип, стекло холодило ладонь: – А вы тоже робот – спросил я стараясь не расплескать воду.
-Я Нет, я мастер, моя работа следить за состоянием наших механических друзей и время от времени лечить их. Но иногда все напрасно.
-Но я слышал, как Джим сказал, что Симион не справлялся с вами…
— Да, когда я был маленьким, такой же автоматон работал у моего отца гувернером. Уже тогда я решил, что, когда выросту — стану мастером, чтобы он никогда не сломался. К сожалению, не все в моей власти. Но я еще попробую, правда придется увезти его отсюда. Может, подберу что-то новое Или смогу восстановить испорченные части. Сэм очень стар, сейчас и деталей-то таких не выпускают.
— И вы закроете лавку
— Если не найду работника, то придется, Джим нужен мне в мастерской.
Не знаю, что мной управляло в тот момент, только я вдруг понял, где мне надо быть.
— А давайте здесь пока поработаю я Я этот магазин с детства знаю. Конечно чинить игрушки так как, – я запнулся. – как мастер не смогу, но лавка будет под присмотром, и поезд не остановится.
Филип удивлённо взглянул на меня: – Ну, если вас это не затруднит, то я был бы очень признателен.
— Не затруднит, — ответил я, вставая с пола и первый раз в жизни ощущая себя на своем месте. — Только, не знаю сколько я продержусь, врачи говорят точно неизвестно, но..
«Сын» Сэма улыбнулся: — Вот с этим я как раз-таки могу помочь, если, конечно, вы решитесь отдать себя в руки мастера и, так сказать, принять изменения.
Что мне было терять Нелюбимую работу Еще одно утраченное пенсне Сердце снова кольнуло, а может за горизонтом скрывалось и что похуже…
— Ну что, принимаете мое предложение Новое место работы и новую жизнь
— Да, — уверенно ответил я
-Тогда по рукам
— По рукам!
Бывают такие магазины, которые словно застыли во времени. В них ничего не изменяется так долго, что в какой-то момент ты просто перестаешь представлять себе ту или иную улицу без привычной вывески. Эта лавка игрушек была как раз из таких. Я поправил вывеску «Чудесляндия. Лавка игрушек» и, затворив за собой дверь, вышел на улицу. Каштаны роняли плоды на землю, птицы перекликались в высоком голубом небе. Мимо промчалось авто с открытым верхом, у леди сидевшей за рулем, трепетал на ветру белый газовый шарф. Я глубоко вдохнул коктейль из ароматов горячих камней, свежей выпечки и паров бензина.
Лето было в самом разгаре, я с интересом посмотрел на север, что бы сказала она мне сейчас Что бы я сказал ей Может теперь все сложилось бы совсем по-другому, как знать. — До встречи, моя снежная королева, — прошептал я, и ветер, подхватив мои слова, унес их вдаль. Новое сердце стучало ровно. И я перехватив поудобнее трость, поправил пенсне, которые теперь ношу потому что выгляжу в них солиднее, отправился в путь. Мне ещё предстояло выпить кофе с дядюшкой Пэпе и узнать все о своих новых старых соседях, пока их механизмы еще не вышли из строя…
Юлия Гладкая