Тамба ля нэже..

Произошло всё случайно. Сидоровы вешали люстру, а потолки у них в дому высокие… Сидоров, который муж, люстру не удержал. К счастью, дорогой светильник уцелел – снизу страховала жена.

– Заходите. – врач впустил Сидорова в палату интенсивной терапии. Судя по облезлым каталкам, с которых доносились хрипы, и битому кафелю стен, тут реально доходили, а не поправлялись.

– Операция прошла успешно, – сказал врач, – Но память, того, – увы и ах, короче…

– Увы, что

– Частично утрачена. Вместе с памятью, ушли кой-какие навыки. Да не пугайтесь, – развязно бросил он, – это норма при травмах головы. Что-то восстановится, чему-то придется учить заново – как в школе, ха-ха.

– Чему учить – упавшим голосом спросил Сидоров.

– По — всякому. Кого буквам, кого помалкивать, а кого и соитию…

– Чему

– Сексу.

– А-а…– равнодушно протянул Сидоров, потому — что наскучившую классику, за секс он не держал. Вздохнул: – Лишь бы она срать не разучилась.

– Читай что написано. – указал Сидоров себе на грудь, а сам лениво потягивал в кресле коньяк. Маша в повязке «чепец» сидела напротив и тоже потягивала что-то от черепного давления и тромбов.

– Се…– начала Маша, и вопросительно взглянула на мужа.

– Се… – милостиво кивнул тот. – Заебись. Дальше.

– Кс. Ин — струк — тор.

– Верно. Секс инструктор. – поднял он палец. – Смекаешь А вот ксива ДОСААФ и штамп. – раскрыл ей перед носом корочки.

Футболку «Секс инструктор» и удостоверение, Сидоров купил в переходе за сто писят рэ, чтоб подопытная не вздумала усомниться в его квалификации. А Маша и не думала.

После, как Сидров положил ей на голову бронзовую люстру на пять рожков, в вычурном стиле плафонов а-ля «Комсомольская» кольцевая, она к удивлению не разучилась гадить, кой — как стряпать, и даже читать по складам. Но, принципиально позабыла, что такое секс.

Впрочем, и до проломленной головы, Маша в постели была как та люстра. Фактурная, красивая, а хули с этой холодной красотой делать – чугун Магнитки, свая. Плюс ложное пуританство.

В общем, простаивали добротные Манины мощностЯ, а амортизация начислялась с половых потребностей Сидорова. Так и зарабатываются нервные болезни.

А теперь, у него появился шанс – обучить Машку с чистого листа, покопаться в настройках манды, и заставить наконец мохнатую балалайку бренчать на полную. «Как в школе…» – вспомнил он весёлого коновала.

– Записывай. – приказал Сидоров. Маша раскрыла тетрадку и приготовилась конспектировать. Лекция оказалась короткой, а лектор на эмоциях.

– Главная функция секса, утверждает наука, – продолжение рода человеческого. – сказал Сидоров и взорвался. – Вопиющая поебень! Хуйня! Вопиющая, не пиши – рано, – не поймешь. Главная функция секса, – удовлетворение всего. Долбоёбы же, которые нас окружают, размножаются почкованием, авторитетно тебе заявляю.

И заруби на носу – твои отверстия, служат естественными местами отправления моих наклонностей. Кстати, помнишь как у нас «это» было

Маша виновато покачала перебинтованной головой: – Не помню…

– Совсем

– Совсем, Вася…

– Тем лучше. В смысле – ничего страшного. – успокоил Сидоров, и глаз его хищно блеснул. – Уж я напомню.

Он потер руки: – Ну-с, начнем с самых низов, то есть азов! С анала. Тащи растительное масло. Веселей, первый класс вторая четверть. – прикрикнул Сидоров и озорно огрел жену по жопе. – И форму не забудь!

И замурлыкал: – Учат в школе, учат в школе, учат в школе…

– А-а…– воскликнула Маша, едва Сидоров посунулся в чуткий как сигнализация проход. Тут надо ювелирно, чтобы не огрести. Недавно, при очередной попытке войти с чёрного хода, он принял пиздюлей и откачал море оскорблённых слёз – в общем, о рабочей жопе под рукой, приходилось только грезить…

– А-а…

– Больно – спросил Сидоров едва дыша, и фактически на подрыве – рука у Машки тяжелая.

В ответ, та в белом переднике на голое тело и гольфах, лишь мычала: – Вы…вы….

– Вынуть Так и скажи! – разозлился Сидоров, и уже потянул хер из греха подальше.

– Вы… Выеби! – вдруг подыскала слово Маша, чем привела мужа в замешательство, сменившееся радостью.

– Ну вот, а то развод, развод. – он живо вошел в желанное отверстие. Машка взвыла и обдала его горячим метаном.

«Попутный газ…» – отметил в прошлом геолог Сидоров, и принялся на совесть разрабатывать многообещающее месторождение. Хозяйка «медной горы», помогала что есть сил – дельно подмахивала, чем способствовала освоению залежей…

Надо же, отмечал про себя Сидоров, – всё на лету схватывает. Удачно я её люстрой по рогам.

Душевно спустив в штрек, Сидоров отвалился как наебавшийся садовый клоп от клопчихи, растянулся на диване и картинно закурил: – Ну, понравилось То-то. Щас перекурю и закрепим. Повторенье, мать ученья. – назидательно сказал он.

Засыпал Сидоров счастливый.

– Вась, а Вась… – Маша тихонько тормошила мужа. – Вась…

– А, что Какого хуя! Третий час ночи. – тёр лампочки Сидоров. – Чего тебе

– Это…Как его…Повторить бы надо…

– Чего повторить

– Чего-чего…этот…анал… – даже в темноте, Сидоров разглядел, как лицо жены в раме бинтов залилось краской. – Закрепить бы…Забуду ведь…

Сидоров с досадой зевнул, и ощупал уработавшегося с вечера херра Стаханоффа – холодненький. Без грамотного разгона не протиснуть. Сидоров взглянул на барометр – и давление как назло упало. Нет, без разгона никак.

– Ладно, бестолочь, – смилостивился Сидоров. – Учишь тебя, учишь…Ступай зубы почисть, а то чесноку нажралась на ночь. Я на это брезгливый.

Маша радостно вскинулась: – Я мигом, Вась.

– Дыхни. Да куда ты лезешь с поцелуями – Сидоров отстранил неверно истолковавшую требование жену.

– Слушай, повторять не буду. Это называется отсос, взять за щеку, навалить в хайло, ввалидолить под язык, закусить вафлю, а по-научному – минет. Куда ты Стой, дурёха, после законспектируешь. – удержал он старательную жену.

– А теперь, раскрой варежку, бери в рот, и…. Представать, что это батон любимой «Ливерной». Ладно, не батон – грамм двести на глаз… И не вздумай кусаться, курва – дам по черепу, последние гнилушки растеряешь. – пригрозил Сидоров.

С этим, он лег, и, не снимая трусов, нехотя выпростал болт из штанины – пусть мол сама канителится, коли дуре не спится, сказал: – Давай со второй, без рывков. Разгоняй, а я телеграфирую, когда жопу подставить. – и прикрыл глаза.

Через считанные секунды, он разорвал на себе труханы как оковы, отбросил тряпки, и так влюблено схватил Машу за марлевые уши, словно захотел холодца – так грамотно баба сосала!

– Вун…вун…– задыхался Сидоров, – деркинд! И закатывал шары, когда залупа проваливалась в горячую Машкину глотку, а её язык рождал дрожь в простате, а её зубы исполняли по всему хую рондо из сонаты № 11 Моцарта.

Сидорова укачало на волнах счастья, так что проебал точку не возврата и навалил отличнице в пищевод. Пришлось брать тайм-аут, потом опять разгоняться, – но тут уже был начеку и вовремя перевел стрелку куда надо…

Уже с рассветом, засыпая, Сидоров бормотал: – Утром… Х-р-р… Дневник на стол… Благодарность родителям напишу-у-х-р-р-р… – и вырубился, чтобы просмотреть навеянную короткометражку «Учитель года Сидоров».

Проснулся Сидоров от искусного отсоса. С утра, в свежую голову, Маша повторяла упражнение «минет». Потом закрепляли «анал».

Маша оказалась на удивление прилежной ученицей, а Сидоров кажется неплохим учителем. Махом пройдя верхами скучную каноническую еблю, перешли к вещам интеллектуальным и глубоким: фистинг, игрушки, доминирование Сидорова…

Маше осталось лишь довериться педогаду и безропотно выполнять все задания. Контуженная и доверчивая, она словно и не находила в том что на неё мочаться, фистят и охаживают плеткой ничего необычного. Она искренне верила, что так было всегда… А Сидоров, паук ебучий, всё распалялся.

Минуло два месяца…Маша осунулась, под красивыми глазами обозначились круги. Устала.

– Знаешь ли ты, что скрывается за буквами жэ эм жэ – однажды холодно спросил Сидоров.

– Туалет

– Как пошло… – фыркнул Сидоров, и на следующий день привел в дом шлюху.

Уже вторую неделю Сидоров не понимал, что с ним происходит. Жёсткий секс, связывание жены, доминирование, ролевые игры, перестали тревожить его нервы – он оставался холоден и рассудочен – короче, – нарисовались траблы со стояком. Но остановиться Сидоров уже не мог.

Постоянно требовалось чем-то оглушать чувства и плоть. Вместе с холодностью, он отмечал, как в душе росло презрение к Маше. Негодяй наблюдал, как развращает безответную женщину и всё более презирал, что та покорно следует низким путем, начертанным им же.

С кем я жил, спрашивал себя Сидоров. Как же легко человека кидает из говна в дерьмо.

Формат ЖМЖ, доставил Сидорову совершенно садистское удовольствие. Накрепко привязанная к койке Маша, с ужасом наблюдала нечто отвратительное, – прямо на её глазах, муж любил постороннюю женщину. И как Самым пошлым и безыскусным способом – сверху.

Целовал в губы, щекотал пятки, и не кидался штурмовать продажный анус. Они смеялись, пили шампанское и трахались как заводные подростки, – и кажется, Сидоров был счастлив. От таких картин, Маша потеряла сознание. С потрясением, вернулась и память…

Через два дня, Сидоров попал под люстру…

– Операция прошла успешно. – сказал врач. – Мозговая деятельность в полном порядке. Но двигаться, того, – увы и ах, короче…

– Увы, что

– Не сможет. Но вы не волнуйтесь, это норм…

– Я и не волнуюсь. – отрезала Сидорова. – Когда могу его забрать

Ненастным утром, заботливо укрывая Сидорова на каталке пледом, Маша загадочно спросила: – Ты знаешь, что означают буквы эм эм эм

– Мавроди вроде

– Хуй там. – она любовно погладила инвалида по щеке. – Это мужчина на каталке, и еще двое мужчин. И никаких женщин…

У Сидорова сжалось очко. Кажется, он вступал в новую, увлекательную полосу жизни, полную отчаянья, и … отчаянья…

© А. Болдырёв.

Источник