Тесак.

Поздняя осень. Выпал снег. Позвонили родители и сказали: «Приезжай, надо кабанчика зарезать». Потому что всю живность в нашей семье обычно резал я. Петуха зарубить или поросёнка разделать, как в эти ближайшие выходные, — я. Прям как штатный палач. Все остальные боялись крови и жалели домашних животных. А мне было всё равно. Крови не боялся, жалость не проявлял.
С родителями договорился. Но замотался по работе. Забегался. И только накануне вспомнил, что забыл наточить ножи. Хороший набор самодельных ножей для свежевания туши. Набор-то хороший, но тупой на данный момент. А сегодня пятница. А завтра с утра ехать в деревню. Позвонил знакомому с работы, живущему в соседнем подъезде. Который носил старинное русское имя Кузьма, хотя и был по национальности татарином. Но его все звали по имени отчеству — Кузьма Андреевич. По фамилии Кузнецов. Работал он, однако, не кузнецом, а шлифовальщиком, и дома имел полный набор всяких инструментов и материалов для заточки ножей.
Кузьма Андреич был компанейским мужиком. Среднего роста, с круглой физиономией и русыми волосами. Всегда спокойный, с непроницаемым лицом. У него очень хорошо получалось рассказывать анекдоты в компании. Когда все уже по полу катаются, держась за животы, а Кузьма с невозмутимым видом очередную байку травит.
Пришёл я почти в 10 часов вечера к Кузьме. С собой притащил маленькую бутылку виски. Кузьма проводил меня на кухню, состряпал закуску, и мы выпили по одной. Потом он отодвинул стакан, сел на табурет, стоящий за холодильником, и принялся точить мои ножи. Параллельно трепясь со мной за жизнь.
Сидим. Кузьма точит ножи. Я потихоньку попиваю свой же виски. Кухня метров двенадцать. Да ещё и жара стоит — отопительный сезон начался. А мы тут ещё и накатили. Кузьма снял рубашку, остался по пояс голый. Сидит, ножиком вжик-вжик. Я глянул, а у него на груди татуировка. Красивая, цветная. Огромный орёл на всю грудь. Крылья до плеч, голова с клювом на левую грудь склонилась. А в когтях у орла мужчина. Почти голый. В одних семейных трусах. И трусы эти в горошек. В красный. Я аж поперхнулся виски, когда эти трусы на пузе у Кузьмы увидел.
— Кузьма Андреич, — говорю, — а чего это такая странная татуировка Орёл очень красивый, а вот детали туалета у мужчины какие-то странные.
— Да это я по молодости, в 17 лет наколол, — не прерывая работу, сказал Кузьма, — глупый был. У нас во дворе жил классный кольщик, он мне и набил орла с мужиком. А в трусах, это потому что по легенде.
— По какой легенде — не понял я.
— Да во дворе легенда была. Я её уже точно не помню. Там какая-то баба изменила мужу. И тот то ли сам в орла превратился, то ли нашёл это чудо природы. В общем, прилетел орёл, бабу заклевал до смерти, а мужика, который с ней был, унёс куда-то и сбросил в пропасть.
— Бред, — не выдержал я.
— Бред, — согласился Кузьма, — но сам понимаешь, опасный возраст, в голове чёрт знает что происходит. Да и сам рисунок, по большому счёту, красивый получился. Вот с трусами да, не очень красиво. Но кольщик объяснил, что такие трусы — у подлецов, которые чужих жён совращают. Ну, я и оставил.
— А потом забить штанами или другим цветом — не сдавался я.
— А потом я отцу пообещал, что больше ни сантиметра не набью, — ответил Кузьма, откладывая в сторону очередной наточенный нож, — он когда это произведение в бане увидел, чуть не убил меня.
Я не выдержал и рассмеялся, представив Кузьму и его отца. Кузьма покосился на меня, но так же невозмутимо продолжил своё дело. Вжик-вжик. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Жена моя татуировку не любит, — после минутной паузы продолжил он, — прям корёжит её от этого орла. А про трусы я от неё чего тока не наслушался.
Кузьма отложил наточенный нож и взял в руки тесак. Тот служил для перерубания костей и вида был устрашающего. Сделан он был из рессоры, 30 сантиметров в длину, чёрная эбонитовая рукоятка. Кузьма напильником заровнял зазубрины на лезвии и принялся затачивать тесак на специальном круге.
Я налил в два стаканчика виски, нарезал лимон. Кузьма на минутку отвлёкся от работы, ловким движением опрокинул в себя горячительное, прополоскал им во рту и проглотил. Лимон понюхал, но есть не стал. Отложил на тарелочку. Взялся за тесак. Вжик-вжик.
В это время в прихожей раздался шум открываемой двери.
— Помянешь чёрта, — едва слышно пробормотал Кузьма Андреич.
В кухню вошла супруга Кузьмы Инна, маленькая, ярко раскрашенная блондинка.
— Здрасте, — с порога отозвалась она и, оглядев кухню, добавила: — Чего это вы тут делаете, мужики
— Орудия пыток готовим, — пошутил я.
— Каких пыток — недоумённо уставилась на нас Инна, переводя взгляд с открытой бутылки виски на разложенные на табуретке свеженаточенные ножи.
— Таких, — туманно ответил я.
Вжик-вжик, тесак поворачивался над кругом то одной, то другой стороной. Кузьма поднял голову, почесал рукояткой тесака переносицу, встал. Орёл на его груди расправил крылья.
— Кузнецов, ты чего — прошептала Инна, попятившись к двери.
— Сама расскажешь или как — спокойно спросил её Кузьма.
— Лучше сознайся, — поддержал я шутку приятеля, — он и так всё знает.
При этом я огромным усилием воли старался не засмеяться. Виски приятно бродили в голове и желудке, делая жизнь весёлой и бесшабашной. Но Инне так не казалось. Она побледнела, уперлась спиной в закрытую дверь кухни и вдруг медленно осела на пол.
— Я больше не буду, — срывающимся голосом начала она, — я всё скажу. Только не надо ничего делать. Убери, пожалуйста, ножи, Кузя.
Кузьма посмотрел на супругу. Сел. Взял в руки тесак и возобновил прерванное. Вжик-вжик. А Инна продолжала:
— Я не хотела. Так получилось. Ты тогда на рыбалку в прошлом году уехал. А он зашёл к нам. Ну, и как-то так получилось. Переспали. А потом он регулярно стал захаживать.
Я даже перестал дышать на какое-то время. Рвавшийся изнутри смех исчез. Я понял, что шутка перестала быть шуткой. Инка действительно всё восприняла всерьёз. И сейчас каялась в прелюбодеянии.
— Кто — продолжая точить тесак, спросил Кузьма. Вжик-вжик.
— А Вадик тебе разве не сказал — переведя на меня взгляд, спросила Инна.
— А я тут при чём — удивился я. Во рту мгновенно пересохло, и я сразу же налил себе виски. И тут же выпил. Закинул в рот дольку лимона. Полегчало.
— Так это твой родственник, Володька Филиппов.
Я закашлялся, подавившись лимоном.
— Кто
— Володя, — заплакала Инна, — я думала, он тебе растрепал всё, а ты уже Кузнецову рассказал.
— Я не в курсе всех эти дел, — заявил я, — сам первый раз слышу.
Кузьма всё так же невозмутимо продолжал точить тесак. Вжик-вжик. Лицо его было спокойным. Лишь орёл на груди косил на нас с Инкой недобрым взглядом. Наконец, он остановился, потрогал лезвие большим пальцем, одобрительно щелкнул языком.
— Я тебя вообще-то не о Володьке спросить хотел, — начал он.
— А с Сашкой я только три раза, — внезапно разрыдалась Инка, окончательно плюхнувшись на пол мягким местом, — мы с ним всего месяц назад. Всего три раза за это время.
— Какой Сашка — спросил я. — Ещё один мой родственник
— Нееет, — размазывая тушь по лицу, протянула Инна, — с соседнего подъезда мужчина. У него пудель красивый, и он с женой недавно развёлся.
И Инка разревелась в полный голос. Я же разлил остатки виски в стаканы. Протянул Кузьме Андреичу его. Не чокаясь, синхронно выпили. Крякнули.
— Ещё кто есть — осторожно поинтересовался Кузьма.
— Нет, — сквозь слёзы ответила Инка.
— А тебе мало, что ли пробубнил я.
— Не, достаточно, — ответил Кузьма и, повернувшись к жене: — Я спросить хотел, собственно, ты куда бутылку водки спрятала
— На антресолях, в моих сапогах, — прошелестела Инка. Плакать она уже перестала, только иногда икала.
— Десять минут тебе собраться и сгинуть, — велел Инке Кузьма.
— А куда — шмыгнула носом Инка.
— К маме, — немного подумав, сказал Кузьма.
Инка кивнула, вскочила с пола и скрылась в недрах квартиры. Кузьма взял ножи с табурета, переложил их на стол. Затем забрался на этот табурет в коридоре и несколько минут шуршал где-то под потолком. Вернулся с двумя Инкиными сапогами. В каждом сапоге было по бутылке водки.
— Накатим — предложил.
— Только немного, мне завтра поросёнка резать, — отозвался я. — И это, Кузьма Андреич, я не при делах, я не знал про Володьку.
— Да верю, — разливая водку в стаканы, ответил Кузьма.
Выпили. Заели остатками лимона и малосольными огурцами, обнаруженными в холодильнике. Хлопнула входная дверь. «Инка ушла», — догадался я.
— Да уж, пошутили, — пряча водку в холодильник, протянул Кузьма, — десять лет брака в течение десяти минут коту под хвост. Лучше бы я ничего не знал.
Я встал. Собрал ножи. Поблагодарил Кузьму Андреича за работу. И ушёл домой. Надо было выспаться перед поездкой к родителям. А он остался в пустой квартире.

Фёдоров

Источник