Бывало, сидишь вечером на террасе в кресло-качалке, лениво покачиваясь, листаешь томик со стихами тонкой ручкой, обёрнутой в кружевные митенки, смотришь на розовый закат, на цветущий вишнёвый сад, на шёлковые ленты, обнимающие соломенную шляпку, на милых

 

Бывало, сидишь вечером на террасе в кресло-качалке, лениво покачиваясь, листаешь томик со стихами тонкой ручкой, обёрнутой в кружевные митенки, смотришь на розовый закат, на цветущий вишнёвый

Идёшь мелкими шажками сквозь анфиладу комнат, шуршишь невидимыми кружевными юбками, по пути встречаясь глазами с предками на картинах, развешанных в полутёмных коридорах усадьбы.

Сворачиваешь направо, дальше налево, а вот кухня.

Входишь бочком, прижимая надушенный платочек к изящной ноздре, делаешь два шага и, о ужас! Переворачиваешь мусорное ведро!

Почти падаешь в обморок, заламываешь руки, кричишь «Глаша! Глаша! Поди сюда, стервица!»

 

Потом туман рассеивается и ты понимаешь, что нет ни заката, ни вишнёвого сада, ни матросской шапочки! И главное — нет, нет никакой такой Глаши!

Ты и есть Глаша!
И вот это все дерьмище, лежащее у твоих ног, убирать тебе!

Nataliya Drovosek

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *